— Не тянется.
— Да им десятилетия не пользовались, — заметил доктор Говард Фелтон.
Она нашлась за углом. Она была сделана под выключатель.
Ева показала на нее:
— Нажмите!
— Да она не работает… — возразила Фелиция Фелтон.
Но Мартина уже подскочила к ней. Нажала. Раз. Другой.
Ничего.
Веревки!
— Тяни, — приказала Ева.
Мартина снова потянула веревки.
Дзинь!
— Стекло! — воскликнула Мартина. — Там в подъемнике что-то есть.
Фелтоны подбежали и стали дружно помогать ей.
Раздался глухой звук трущейся о блок веревки.
— Осторожнее! — предупредила Фелиция Фелтон. — Не разбейте.
В открытом окошке шахты показалась небольшая платформа. Нечто вроде ящика. Мартина торопливо сунула туда руку и что- то вытащила.
Первое, что увидела Ева, были записные книжки.
Целая груда. Они были навалены повсюду.
А за ними — пробирки, флаконы, диаграммы, прикрепленные кнопками к задней стенке.
Фотографии.
Две. В рамочках.
Одна — девочки-подростка, которую Ева никогда не видела.
Вторая — Ева.
15
Она должна найти сыворотку.
Поступило еще четыре сообщения.
Из Америки. Больной, но пока жив.
Два случая в одной семье. В Австралии.
Первым делом ей следует прочесть лабораторные записи.
Швеция. Первое сообщение оттуда.
У нее еще есть время?
Заир…
Португалия…
Пакистан…
Так есть?
«Я считал, что для мужчины нет ничего страшнее смерти жены, — читала Мартина из пожелтевшей тетрадки, скрепленной спиралью. — Но вот умерла моя милая дочь Лаура, и во мне открылись бездны неведомой мне до того боли. У меня осталась одна Уитни, а сегодня я обнаружил, что и у нее есть этот ген! Что и она не доживет до своего восемнадцатилетия. Я думать об этом не могу. Но надо. Надо удвоить усилия по поиску исцеления. Я не сомневаюсь, что этот дефектный ген встречается и в других районах страны».
