– А куда ты меня положишь? – спросил он, стараясь, чтобы его вопрос звучал как можно обыденнее.
– Будем спать, как прежде. – Аэлина указала на свою кровать.
Рован стиснул зубы. Этот вопрос не давал ему покоя весь вечер.
– Мы не в крепости. Это там никому не было дела до того, как мы спим.
– А если я хочу, чтобы ты лег со мною?
Даже услышав ее слова, Рован не позволял им проникнуть в сознание. Другой континент, другие условности. То, что в крепости казалось простым и естественным, здесь почему-то превратилось в непреодолимую преграду.
– Я лягу на диване. Поскольку ты не живешь затворницей, я не хочу, чтобы у всех, кто будет сюда приходить, сложились превратные представления обо мне. Ты должна объяснить им характер наших отношений.
Условности. Куча условностей, которые необходимо соблюдать. Аэлина была для него запретным плодом. Абсолютно запретным. По многим причинам. Рован думал, что сумеет с ними справиться, однако…
Нет, он обязательно с ними справится. Найдет способ, поскольку боги не обидели его умом и он еще не разучился владеть собой. А учитывая, что, помимо местных врагов Аэлины, в Рафтхоле находится Лоркан, все отвлекающие мысли нужно напрочь выбросить из головы.
Аэлина дерзко передернула плечами.
– Тогда завтра, во время завтрака, я объявлю тебе о своих намерениях относительно твоей персоны. Они будут иметь силу королевского указа.
Рован усмехнулся. Потом добавил слова, которые не хотел произносить вслух:
– И не забудь про капитана.
– При чем тут капитан? – резко спросила Аэлина.
– А ты представь, как он может все истолковать.
– Ну и что?
За все время разговора с Рованом Аэлина ни разу не упомянула имя Шаола. И вот на тебе!
В ее вопросе было слишком много боли. Рован насторожился.
– Между вами что-то произошло?
Аэлина отвела глаза.
– Он заявил, что случившееся здесь… с Дорином, с ним – это ответ на мои вендалинские подвиги. Словом, это я во всем виновата. Еще и чудовищем меня назвал.
Рована ослепила вспышка безудержной злости на капитана. Ему захотелось обнять Аэлину, погладить по волосам, заглянуть в глаза. Но он сдержался.
– Ты думаешь… – не поворачиваясь к нему, сказала Аэлина.
– Нет, Аэлина! И выброси подобные мысли из головы!
Наконец она повернулась к нему. Глаза Аэлины были гораздо старше ее неполных двадцати лет. И сколько усталости в них, сколько печали. Иногда Рован забывал о ее возрасте. Сейчас у него язык не повернулся бы назвать ее девчонкой. Ее плечи выдерживали груз, который сломал бы женщину втрое или вчетверо старше.
– Если ты чудовище, тогда я – еще большее чудовище, – заявил Рован, улыбаясь во весь рот и показывая свои фэйские клыки.
Аэлина засмеялась, и у него потеплело на душе.
– А спать ты ляжешь со мной, – сказала она. – Мне лень доставать белье и стелить тебе на диване.
Возможно, на него подействовал ее смех. Возможно, блеск глаз.
– Хорошо.
Глупец. Каким же глупцом становился он, когда дело касалось Аэлины.
– Но в этом я улавливаю намек.
Аэлина подняла брови. Рован помнил этот жест – предвестник появления ее магического огня. Но сейчас не вспыхнуло даже крошечной искорки. Лишенные магии, они оба были заперты в темницах своих тел. Ничего, он выдержит. Приспособится.
– Ах, намек? – промурлыкала Аэлина. Рован внутренне приготовился к бурной словесной атаке. – И на что же намекает мое предложение? На то, что я – шлюха? Как будто кого-то должно волновать, что? я делаю у себя дома со своим телом!
– Думаешь, я стану возражать?
Внутренние преграды Рована зашатались. Так было не впервые. Только Аэлина могла несколькими словами открыть доступ
