койках, а то и на земле, было странно утопать в бездонной перине. Вместе с ним проснулось ощущение безмерной усталости, наполняющей кости. Заныла рана в боку, но боль потеряла прежнюю остроту. В голове прояснялось. Повернув ее, Эдион увидел женщину. Она спала в кресле у кровати. Как и вся спальня, кресло было нежного кремового цвета.
С подлокотника кресла свешивались длинные босые ноги женщины. Красивые ноги, но все в шрамах. Ее голова упиралась в спинку. Плечи покрывали золотистые пряди. Только самые их кончики имели рыжевато-красный оттенок, словно она наспех покрасила волосы какой-то дешевой краской, а потом так же спешно эту краску смыла. Рот женщины был слегка приоткрыт. Она мирно посапывала, облаченная в просторную белую рубашку и явно мужские штаны.
Живая! Целая и невредимая!
У него перехватило дыхание.
Аэлина.
Он шепотом произнес ее имя.
Она мгновенно проснулась и открыла глаза. Взгляд метнулся к дверному проему, потом к гостиной. Потом опять к спальне. Она искала признаки возможной опасности. И только после этого, никак не раньше, посмотрела на Эдиона и застыла. Ветер играл ее волосами.
Подушка у него под щекой стала мокрой.
Аэлина по-кошачьи вытянула ноги и сказала:
– Я в любое время готова выслушать слова благодарности за твое удивительное спасение.
Эдиону было не остановить слез, текущих по лицу.
– Почаще напоминай мне, чтобы не гладил тебя против шерсти.
Улыбка тронула ее губы. Глаза Аэлины… глаза их обоих сверкнули бирюзой.
– Ну, здравствуй, Эдион.
Когда он услышал свое имя, произнесенное ею, в душе что-то оборвалось. Эдион зажмурился, напрягся, пытаясь остановить слезы, и тело отозвалось жгучей болью. Наконец совладав с собой, он хрипло проговорил:
– Благодарю тебя за удивительное спасение. Пусть это никогда не повторится.
Аэлина усмехнулась. В ее глазах появился серебристый блеск, которого он не помнил.
– Я тебя таким и представляла.
Судя по улыбке, Аэлина многое знала о нем. Наверное, Рен или Шаол рассказали ей, что его называли «адарланской шлюхой». О его легионе Беспощадных тоже рассказали.
– А ты оказалась более рослой, чем я думал. Но тебе это ничуть не вредит.
– Просто чудо, что король не решился казнить тебя раньше.
– Уверен, теперь он разъярен, как никогда в жизни.
– Напряги слух, и ты услышишь королевские вопли, доносящиеся из замка.
Эдион засмеялся. Тело сейчас же отозвалось болью. Но смех быстро стих.
– Я порву глотки Рену и капитану, – сказал он, внимательно глядя на двоюродную сестру. – Где были они? Почему тебе одной пришлось меня вызволять?
– История повторяется. – Аэлина подняла глаза к потолку и громко вздохнула. – Минута учтивого разговора, а потом начинает выплескиваться фэйское дерьмо.
– Я продержался целых полторы минуты.
– По правде говоря, я думала, что тебя хватит только на десять секунд, – съязвила Аэлина.
Эдион снова засмеялся. Он вдруг понял: прежде он любил не ее, а воспоминания о ней. Память о прекрасной принцессе, исчезнувшей в те страшные дни. Но эта женщина, королева, последний осколок его семьи…
– Это было нелегко. – Он погасил улыбку. – Ты этого стоила. Всех этих долгих лет ожидания. Я ждал не напрасно.
Эдион понял это вчера, когда она вдруг появилась возле эшафота – смелая, дерзкая, неукротимая.
– По-моему, это в тебе снадобье говорит, которым тебя вчера напоили, – сказала Аэдина, но у нее в горле подозрительно булькнуло, и она вытерла глаза. – Шаол уверял, что ты гораздо свирепее меня, – добавила она, опуская ноги на пол.
– Быть Шаолу с располосованным горлом, и уж его ты не спасешь.
Аэлина снова усмехнулась:
– Кстати, Рена повидать я не успела. Шаол услал его на север. Для его же безопасности.
– Разумно.
