чрезмерно возомнивший о себе Новгород, не только взяв его штурмом и «зело разорив», но и унизил, основав в устье Невы город своего имени. В конечном же счете, именно Петр Ефимович первым короновался на царство, а в конце жизни – пусть и не долго – успел побывать королем Польши. Так что Петр I два раза подряд, и Петр III в качестве великого князя России и Литвы…
В «Is pragaro» она бывала и прежде. Не часто, но достаточно, чтобы запомнить и составить о «склепе»[53] собственное мнение. Хорошее место. Уютное, стильное, немного шумное и бестолковое, но в этом есть своя прелесть. Много людей, лиц и рук, разговоры, смех, музыка и алкоголь.
Натали устроилась за крошечным столиком в тени полуколонны, поддерживающей подпружную арку высокого сводчатого потолка. Место удобное и спокойное. Сидишь как будто со всеми вместе, но в то же время несколько в стороне. Видишь почти весь зал и, разумеется, сцену, но при этом сам почти невидим, окутанный нарочитой полумглой. Козырное, одним словом, место. Только для своих.
– Ваш заказ! – половые в «Is pragaro» все как на подбор: молодые, высокие, аккуратные и сдержанно вежливые.
– Спасибо! – Натали заглянула парню в глаза, но ничего кроме выражения доброжелательного интереса там не нашла.
«Придется обождать!»
Натали, собственно, и не предполагала, что Гут появится так быстро, сразу и со всеми подарками. Однако «надежда умирает последней», не правда ли?
«Святая правда!» – она отпила из стакана и закурила, поглядывая то на сцену, то по сторонам. Головой не крутила, следила глазами, прикрывшись, как вуалью, затемненными стеклами очков. За сегодняшний день она в третий раз изменила внешность. Оно и понятно, одна и та же женщина никак не могла и Гута в Старицком яре найти, и Зосиму в Немецкой слободе навестить. Но на такой случай имелась у Натали сказочная явка в Дуброве – ателье по пошиву театральных и исторических костюмов госпожи Суровцевой. У Екатерины Павловны и передохнуть можно было, попить, скажем, чаю в задней комнате, просохнуть после дождя или просто отдышаться, и переодеться, меняя внешность и обзаводясь подходящими аксессуарами. Однако в «Is pragaro» Натали пошла в своей собственной одежде. В том самом наряде цветов осени от Карлотты Бьяджи, в котором неделю назад ходила с Генрихом на прием к Ростовцевым.
«Как бы снова стрелять не пришлось!» – усмехнулась она мысленно и сделала еще глоток. Яблочный самогон оказался неплох. Несколько крепковат, пожалуй, если ты не напиваться пришел, а по делу, но хорошо очищен и на вкус недурен.
«Вполне!»
Вообще, если иметь в виду чисто материальную сторону жизни, все обстояло «просто зашибись», как говорят на философском факультете Питерского университета. Поздний вечер, почти ночь. Просторный полуподвальный зал с высоким сводчатым потолком. Приличная публика – большей частью молодежь – и отменный джем-сейшн[54]. Во всяком случае, те музыканты, что играли сейчас, Наталье нравились. Особенно девушка – саксофонистка. Феодора Курицына – такое странное имя выкрикнул ведущий – играла на альте[55] и делала это превосходно. Мелодия, словно бы, рождалась сама собой, жила в горячем и диком воздухе, которым дышали слушатели, бродила в крови, играла невероятно женственным телом Феодоры. Это и всегда казалось Натали стильным и эротичным, когда женщина играет на саксофоне, но у Курицыной, судя по всему, был недюжинный талант. Причем не только к музыке. Однако Натали пришла сюда не ради джаза, тем более, не ради этой раскованной девушки – Феодоры Курицыной.
Время перевалило за полночь. И перед Натали стоял уже второй стакан с выпивкой, и самогонки в нем оставалось – на самом дне. Начинало надоедать ждать. Становилось тошно и муторно. Одиноко…
Натали знала это настроение. Ненавидела, но ничего с собой поделать не могла. Если накатывало, то накрывало с головой. Тогда оставалось только терпеть и надеяться – до и после, но, увы, не вовремя – что не застрелится как-нибудь ненароком в одно из таких паскудных мгновений.
«Генрих…» – удивительно, что она вспомнила именно о нем. Сейчас, здесь, во время острого приступа депрессии.
