Клек. Веснушчатое лицо светилось от радости. Улыбка как у пиромана, дорвавшегося до цистерны с горючим.
Сказал и ушёл. Правда, не добавил к своему высказыванию ничего о «пользованных тюленях» или «дерьмоедливых треллях». Данила с кряхтением поднялся. Первый раунд был явно за мастерами, впереди ещё один. Сколько всего будет состязаний, решит Воислав.
Учебные битвы продолжались до самого вечера. Во всех схватках неизменно побеждали опытные воины, при том что они давали отрокам возможность проявить себя: сделать слитный шаг, ударить. В общем, Молодцов сообразил, что строевой бой рулит, даже против мастера-фехтовальщика, но учиться этому бою ему предстоит долго. Уже в темноте измождённых учеников, причём без всяких насмешек и подколок, проводили к котлу, в котором булькал ужин. Данила, вымотанный и избитый (как без травм среди молодёжи обошлось – вообще чудо), слопал свою миску наваристого гуляша и отправился на боковую. В эту ночь дежурства на ладье у него не было.
Наутро прогноз Ждана не оправдался – всю команду ждал не поход, а пир. Его закатил компаньон Путяты в честь удачной сделки. Пригласили приказчиков и, само собой, всю охрану. Молодцова с другими бойцами усадили за стол, накрытый посреди широкого подворья, а старшие товарищи отправились пировать в терем.
Данила воочию убедился, что в Древней Руси едят не только кашу с хлебом. Были и мясо, и дичь, и приготовленные всевозможными способами овощи. И сладковатая бормотуха. Ни разу за всё своё удивительное путешествие Молодцов так вкусно не ел. Да так много. Измотанное постоянными тренировками и работой на вёслах тело требовало энергии. И Данила её поглощал – в виде сочного, только с костра, окорока кабана, вяленой рыбы и горячего, прямо из печи, хлеба.
Когда большая часть яств была уничтожена, наступило время музыки, песен и плясок. До драк вроде дело пока не дошло, зато устроили состязание в метании ножей. Данила решил попробовать, особых успехов не достиг, но и не опозорился.
Пели древние русичи громко, зычно, только слов не разобрать. Одна мелодия нараспев. Даниле больше понравились дудки и свирели, на которых прислуга с подворья вывёртывала затейливые коленца: весело и для ушей приятно.
Пляски были делом особенным. Если со стороны взглянуть, то и не поймёшь: то ли драка это, то ли танец. Мужчины с женщинами практически не танцевали, у каждого пола были свои танцы и движения.
Данила принять в карнавале активного участия не мог: местной манеры танцев не знал, да и разморило его от обильных кушаний. Он отошёл подальше за сарай, по естественной нужде, а на обратном пути его прихватила симпатичная девушка, протянула кувшин. Молодцов выпил. Девица увлекла его в темноту хлева.
Когда она развязала пояс юбки, Молодцов как-то сразу вспомнил, что со времени чудесного перемещения у него ни разу не было. Усталость и сытую лень после пира как рукой сняло. Данила накинулся на девушку, не думая о последствиях или о том, что может нарушить какие-то обычаи. Задрал подол рубахи, вцепился пальцами в горячие бёдра… и всё кончилось очень быстро. Неудивительно, конечно, столько недель без секса.
А девушка восприняла всё как должное, поблагодарила на ушко и начала одеваться. Данила хоть и пребывал в расслабленной неге, но огорчился – оконфузился ведь перед дамой. Лица её он так и не разглядел толком, наверняка она, как и все местные: румяная, круглолицая, голубоглазая, с длинной тугой косой. Данила приподнялся и нашёл в себе силы ущипнуть мясистую попку:
– Эй, постой, я только начал.
Девица обернулась, скинула рубаху, прилегла рядом – уже полностью обнажённая, – прижалась животиком, бёдрами, полными грудями, и Молодцов взялся за неё всерьёз.
То ли брага наконец подействовала, то ли гормоны в голову ударили от долгого воздержания, но остаток ночи Данила помнил очень смутно. Стоны партнёрши, крики пировавших, собственное удовольствие от секса. А ещё какие-то образы из прошлого: русалка со светящимися глазами, которая чуть не утянула его на дно, разбойник с перекошенной рожей, варяжский идол с распахнутым ртом. Всё это слилось в водоворот видений, и последним Данила увидел нескольких воинов, которые стояли на полянке, до боли похожей на ту, на которой он пришёл в себя, оказавшись в Древнем мире. Вокруг шумел лес, и от этого шума – а может, и от самого леса – шла такая сила, что до самых костей пробирало.
– Эй, отрок, а ну просыпайся, уходим! – кто-то не очень уважительно, но деликатно пнул Данилу в подошву сапога.
Молодцов разлепил глаза и увидел, что находится в сарае, в стоге сена. Солнце уже вовсю светило через щели в брёвнах. Разбудивший Данилу развернулся и ушёл, Молодцов даже не разглядел, кто это. Он вытряхнул солому из волос, подтянул штаны и, покачиваясь, последовал на выход. Во дворе хозяин уже провожал Путяту в дорогу. Купеческих охранников щедрые хозяева нагрузили гостинцами. Даниле тоже достался увесистый мешок, но, как говорится, своя ноша не тянет.
Путята чинно распрощался с хозяином и в сопровождении своих людей вышел со двора. А Данила так и не узнал, с кем кувыркался прошлой ночью.
