Старик поднялся. Подошёл ближе. Молодцов разглядел его получше и понял, что он не так уж и стар, просто потрудился в жизни немало, но силу ещё сохранил.
– Ну как чуешь себя, не прошиб тебе Кумарь черепок-то? – спросил седобородый.
– Не прошиб, – буркнул Данила. – Мужики, вы понимаете, что творите? Это ж статья!
– Чего?
– Говорю, напали на меня ни с того ни с сего.
«Сектанты какие-то или староверы, – про себя подумал Молодцов. – Ладно хоть не чичи. Как только я в их угодья-то попал?»
– Ни с того ни с сего? – удивился старик. – Ты, чужак, да ещё веры ромейской, на нашу землю забрёл, Кулика по самому обидному ударил да ещё возмущаешься?
– Они первые на меня напали. Если чужак, так сразу руки выкручивать?
– А хоть бы и так. Ты сам откель идёшь? Родня у тебя далеко?
– Далеко, – огрызнулся Данила, понимая, что уже угодил в гораздо более крупные неприятности, чем ожидал.
– Видишь, далеко. Я сразу понял, что ты ненашенский. Чего на нашей земле забыл, чего вокруг околочивался? Может, ты тать какой али кто похуже. А ещё указывает, чего нам с чужаками делать. – Седобородый засмеялся, будто ворон закаркал, потом резко оборвал смех. – Ну ладно, это всё смехи да хихи. Я здешний староста, зовут меня Беремир. Умеешь ты чего?
Спросил уверенно так, по-деловому. Данила опять сообразил, что характер показывать не время, хотя… Можно вырубить парня рядом, старик его не остановит. А потом? По незнакомой местности куда бежать? Да и голова ещё побаливает.
– Гвозди забивать, кирпич класть, доски шкурить, шпаклевать. Чего надо?
Вот тут Беремир по-настоящему удивился.
– Чё ты делаешь?
– Ну шпаклюю, шкурю. Вы что, не знаете, как доски шкурят? Стенку могу сложить. Или вам кирпичом и цементом вера запрещает пользоваться?
Вот здесь Данила сообразил, что сболтнул лишнее. Старик теперь глядел на него с опаской. А у этих духоборов, по ходу, реакция на опасность одна – бздынь по башке, и поминай как звали.
– Я ещё в огороде работать могу, – попытался выправить ситуацию Молодцов.
Отчасти помогло. Эта фраза вызвала приступ лютого смеха у старика и вихрастого парня, что дежурил рядом.
– Всё у вас, у ромеев, не как у людей, – утирая слёзы, сказал старик. – Третьяк, отведи его к Богдану, пусть работу ему определит с бабами.
– Отведём. Ну, пшёл.
Парень больно пнул Данилу в копчик. Пнул не чтобы толкнуть, а чтобы выразить своё отношение к новому рабу. И этот обидный – даже не пинок, а толчок – сбил планку у Молодцова, и так с трудом сдерживаемую.
Он тут же крутнулся на месте, заехал предплечьем «конвоиру» в челюсть. Тот упал как подкошенный. Данила с места взял разбег, перепрыгнул подставленный дедом посох. Ещё прыжок – через редкий забор – и вот она, свобода.
Данила скрылся в лесу, но вскоре пожалел об этом: роща за пределами поселения сектантов оказалась страшно густой. С трудом Молодцов выбрался на какую-то звериную тропку, безусловно, хорошо знакомую местным жителям. Потрусил по ней, стараясь экономить силы.
Где-то через час услышал лай собак. Ещё через полчаса его настигли, сначала гончие, а потом и их хозяева. Вступать в поединок с Данилой не стали, забросали сетями, а потом накинулись скопом. Обошлись вежливо, можно сказать, деликатно: побили древками копий, причём старались бить по туловищу, а не по голове. Когда бить перестали, главарь преследователей (а их было человек пять) присел на корточки перед Данилой, вздёрнул за волосы голову вверх:
– Ну, чего бегал-то, чужак?
Молодцов узнал голос: тот самый умелец, что оглушил его на дороге. У него было красивое мужественное лицо. Синие глаза смотрели осуждающе и немного с сочувствием. Вопрос был задан тоже без гнева, скорее как взрослый спросил у глупого ребёнка. Даниле ответить было нечего.
– Что делать с ним будешь, Кумарь? – спросил кто-то из преследователей.
– Продам. Всё равно Беремир сказал, что от него толку не будет.
– Ну смотри. Ты его взял два раза. Двойную цену тебе за него не заплатят.
– Поглядим. Сам знаешь: рядиться я умею.
