– А ты безбашенница? – поинтересовался я. – А еще самка!.. Я думаю быстро, но решаю медленно.
Она показалась на пороге кухни, уперев обе руки в бока, как украинка, которой по фигу, на каком ухе у меня тюбетейка.
– А что там решать? – спросила она. – Я вот вижу, что Россия вышла из хаоса разрухи сильной и обновленной! И все из-за того, что впервые перестала кормить нахлебников. Я застала время, когда обладателя даже самого дешевенького «жигуленка» считали богатым человеком, а после того, как «перестали кормить Россию», практически у каждого россиянина появилась иномарка, да и не самая плохонькая, а дайте ему новую модель, да чтоб с наворотами!
Я пробормотал:
– Лошади кушают овес и сено…
Она резко остановилась, посмотрела зверем.
– Что-что?
– А Волга впадает в Каспийское море, – продолжил я. – Так, классику почему-то вспомнил.
Она все равно не поняла, вижу по ее лицу, женщин не остановить, если начинают вести, как они считают, мысль.
– Даже уровень жизни, – сказала она веско, как припечатала, – во всех остальных республиках рухнул на самое дно! Хотя об этом стараются не упоминать. Конечно, приняв прибалтийские страны в Европейский союз и в НАТО, им оттуда постоянно подбрасывают дотации, но все равно Прибалтика обнищала, а ее население сократилось вполовину.
– И что? – спросил я.
Она вскрикнула:
– Ты что, дурак? Он же только что тебе это втемяшивал! Уже все забыл?
Я покачал головой.
– Дело не в этом. В Интернете документов никаких нет, но если собрать вроде бы никак не связанные мелкие факты, то они говорят о том же, что сказал Стельмах. Только без точных доказательств, а как картину, которую можно трактовать так и эдак.
– Я ему верю, – упрямо сказала она.
Я подумал, сдвинул плечами.
– Я тоже.
– Так в чем дело?
– А в том, – ответил я, – что мне нужно было убедиться не в том, как блистательно провел КГБ эту масштабнейшую операцию, а в ее возможной оценке мировым сообществом и возможным влиянием на отношение к России.
Она запнулась, посмотрела непонимающе, глаза стали еще крупнее, круглее и красиво растерянные.
– То есть предавать огласке или нет?
– Вот-вот, – ответил я. – Раньше было нельзя, потом будет нужно, а сейчас мы как раз посредине: фифти-фифти.
Она что-то говорила из кухни, но я уже не слушал, это же какое счастье, когда благодаря удаленному доступу могу работать в своей лаборатории, что и делаю при первой же возможности!
Ингрид принесла кое-что перекусить, две большие чашки с кофе, тут же развернула планшет и смартфон, до предела то и другое, принялась самозабвенно рыться, как курица в огороде, среди необъятного инета.
Через пару часов у нее и у меня уже по блюдцу с крошками от сожранных бутербродов и по две пустые чашки из-под кофе, когда дверь распахнулась в слепяще яркий солнечный день, на пороге появился Грегор.
– Хозяин заканчивает с ужином, – сказал он, – вы приглашены на вечерний кофе.
– Прекрасно, – ответил я бодро. – Ингрид, поднимай задницу! Что-то отяжелела всего после десятка бутербродов.
Она буркнула:
– Уже вечер?.. А солнце еще высоко.
– Летом дни длиннее, – сообщил я ей новость. – А ночи короче. Вставай! Что, без штанги и жизнь не жизнь?
Грегор сказал значительно:
– Если после завтрака он уделил вам на пятнадцать минут больше времени, чем я рассчитывал, то, думаю, после ужина захочет поговорить на близкую ему тему еще дольше.
– Прекрасно, – повторил я. – Я тоже больше люблю говорить, чем работать. А моя супруга так и вовсе… Там она, правда, робела, но тут трещала без умолку. Ингрид, готова?
Грегор улыбнулся и вышел, оставив дверь открытой. Ингрид прошла первой, больно ткнув меня в бок локтем.
– Он с Терезой, – вдруг сказала она без всякой связи, – похоже, в самом деле муж и жена.
– Что, – спросил я скептически, – спят вместе?
