младенцев у нерадивых родителей, а вместо них на время подкидывал одного из своих. – Уилфред говорил отрывисто, тяжело, будто с трудом вытягивал из себя слова. – Если кто-нибудь подозревал, что предмет или человек рядом с ним не то, чем кажется, он мог прийти сюда и проверить. Это зеркало истины – оно отражает вещи такими, какие они есть, его не обманешь. Подойди.
И Генри, едва передвигая ногами, подошел к зеркалу. Его вдруг накрыло мучительным, холодным предчувствием беды, оно велело ему бежать наверх, не слушать Уилфреда. Но вместо этого он остановился перед зеркалом, бессмысленно глядя на собственное лицо. За спиной он услышал шаги и хотел отпрянуть, но Уилфред подошел так близко, что Генри увидел его отражение – и застыл.
В зеркале отражался вовсе не Уилфред. Генри испуганно обернулся – рядом с ним по-прежнему стоял Уилфред, но в зеркале…
– Я же сказал тебе, Генри: всегда будем ты и я, – сказал Освальд, подходя ближе. Теперь он стоял прямо у Генри за плечом. – Вот что было в моем видении. Этот самый момент – и то, что будет дальше.
Генри попытался сглотнуть и не смог, будто что-то давило на горло.
– Страж имел в виду тебя, – без голоса начал он. – Он тоже видел тебя как есть. Ты убил члена семьи. Убил Сиварда. Своими руками. Убил своего сына.
Освальд молчал, и Генри закусил губу, чтобы она не дрожала.
– А теперь ты хочешь сделать это снова, – через силу договорил он. – Убьешь меня, чтобы корона досталась тебе.
– Ты меня что, плохо слушал? – устало спросил Освальд. – Я ведь говорил, что не собираюсь тебя убивать. Предупреждал, чтобы ты не ходил во дворец, а ты, глупый ребенок, все равно полез.
Он положил руки ему на плечи, и Генри стало так страшно, что он увидел это даже по собственному отражению, по тому, как заледенело его лицо.
– Раз не хочешь – не убивай. Давай честно выясним, кто сильнее.
Генри видел, как движутся его собственные губы, но едва соображал, что говорит. Отец смотрел на него так, будто любит его, и от этого Генри хотелось кричать.
– Знаешь, почему я так хотел избавиться от дара предсказания? – тихо сказал Освальд. – Что бы я ни делал, все вечно заканчивалось так, как в моих видениях.
– Так себе дар для того, кто думает, будто все может, – онемевшими губами проговорил Генри, и Освальд невесело усмехнулся.
– Я говорил, что тебе цены нет. Она и слушать не хочет. Прости, Генри.
– Она?
За их спинами выросла третья фигура, соткалась из воздуха, так же как делал Тис, и Генри сразу ее узнал. Джоанна, женщина с длинными темными волосами, одна из четырех волшебников, которых он видел на портретах в библиотеке, та самая, что была нарисована с зеркалом в руках. «Развлекалась тем, что превращала людей, меняла их облик и смотрела, как они выпутаются» – вот что сказал ему тогда принц. И Генри едва не застонал. Ну конечно. Как же все было просто.
Отражение черноволосой женщины смотрело на него тяжелым, презрительным взглядом, и Генри медленно обернулся. Он знал, что в реальности увидит кое-что совсем другое. Так и было – за спиной фальшивого Уилфреда стояла Ингрид.
Это была все та же Ингрид, но Генри с внезапной ясностью понял, что даже в день их знакомства под аккуратной светловолосой оболочкой был кто-то совсем другой. Настоящая Ингрид, жена Уилфреда, мать Розы, видимо, давно мертва.
А вот сам Уилфред до сегодняшнего дня был настоящим. При мысли о нем у Генри все внутри сжалось. Уилфред убежал искать предателя, а вернулся уже совсем не он, так что вряд ли доброго любителя костюмов теперь найдут живым. И в голове у Генри ярко, как огни Зимнего дня, вспыхнуло предсказание отца: «Тебя убьет тот, кому ты доверял». Сейчас по взгляду фальшивой Ингрид он видел: для этого она и пришла. Она не будет с ним договариваться, не будет ничего объяснять. Одну руку она держала за спиной, и сразу было ясно: в ней нож.
Генри уже понял все, каждый шаг этой истории, но молча смотрел, как женщина, все еще выглядевшая как Ингрид, подошла к отцу и коротко приложилась губами к его щеке.
– Маскарад уже ни к чему, милый, – сказала она. – Когда ты наденешь корону, не хочу, чтобы ты выглядел, как этот мерзкий смертный павлин.
Она провела ладонью по воздуху перед лицом Освальда, и тот принял свое собственное обличье. Потом тронула свое лицо, и через секунду перед ними стояла настоящая Джоанна, такая же, как в зеркале.
– Не будем задерживаться. Ты ведь и так знаешь, что будет. Если не хочешь смотреть, иди первым, – мягко сказала Джоанна и
