– Видно, винца много взяли.
Мы переглянулись.
– Может, и нам по капле? – предложил Ильяс.
– Не помешает, – добавляет Савин.
– Как рекомендует газета «Неделя», – усмехаюсь я, – в разделе – для дома и семьи…
– Точно! – кивает Женька.
Подошли к сложенным в центре лагеря рюкзакам. Савин взял свой и спросил:
– Куда пойдем?
Мы одновременно покосились на взрослых. Сидят, пьют, но по сторонам поглядывают. Если мы сейчас всей компанией в лес двинем – заметят. Тем более поведение у нас заговорщицкое сразу стало. Особенно у Переходникова. Поэтому лучше где-нибудь рядом на грудь принять.
– Давай в палатку, – говорю я, – в крайнюю.
Отошли к противоположному краю палаточного ряда. Из-за огромного валуна крайняя палатка стояла немного наискось, выходом в сторону. Только мы собрались войти, как из неё голоса прозвучали.
– Там Раевская и Смольнякова, – сразу определил Савин. – И ещё кто-то. Вот черт, что делать будем?
– Сейчас уладим, – хмыкнул Расулов, подобрал с земли сухую веточку и обошел палатку.
– Девчонки, – услышали мы его вкрадчивый голос, – смотрите, я змею поймал!
Булыжники, что держали колышки, дружно звякнули, а мы только-только успели посторониться, как девчонки с визгом вылетели из палатки. И чего так вопить-то! Подумаешь, змея, а точней веточка простая. А они даже разбираться не стали, так стартанули, что палатка чудом осталась на месте.
– И делов-то! – довольно сказал Ильяс, появившись из-за угла. Он откинул входной клапан. Савин воровато огляделся и нырнул внутрь.
Немного погодя выглянул:
– Готово, – прошептал он, косясь по сторонам, – только кружка одна.
– Ничего, – говорю, входя вслед за Ильясом, – по очереди выпьем. Женька, на стреме останься.
– Пятизвездочный, – шепчет Олег, показывая бутылку.
– Да хоть шести, наливай, да по чуть-чуть.
Беру кружку. Ну что же, попробуем – каков он на вкус, пятизвездочный-то?
Вкуса, а тем более букета я не разобрал. Напиток просто огорошил своей крепостью. Аж передернуло всего. Конечно, ничего крепче кефира прежде я не пил, а та жизнь не в счет.
– Ну как? – спрашивает Олег.
– Нормаль, – отвечаю, – а закусить?
– Не доставал. Может, хлебом?
Хлебом? Коньяк? Вот, блин, хоть к речке беги запивать! Отдал кружку Олегу. Он плеснул в кружку порцию и тут же протянул Ильясу. Тот проглотил коньяк зажмурившись и тоже заметно вздрогнул.
– Лимон надо было взять, – хрипло говорит он. – Мой отец коньяк лимоном закусывает.
– Коньяк пьют мелкими глотками, – заявляет Савин и наливает себе. Нюхает, отпивает, потом глаза у него выпучиваются, а сам он сразу покраснел.
– Алкаш, – хрипит Расулов. – Пойду Женьку на стреме подменю.
Ильяс вышел из палатки, тут же Переходников нарисовался. Плеснули и ему. Женька выдохнул, выпил залпом, поперхнулся и надрывно закашлял. Лицо его тоже заполыхало краснотой.
– Слабак, – хмыкнул Расулов снаружи и тут же зашипел: – Атас!
Олег принялся прятать бутылку, а я вылез наружу.
– Где змея? – спросил подошедший Григорьев.
– Какая змея? – удивился Расулов.
– Никакой змеи тут нет, – подтвердил я, стараясь не дышать, чтобы не выдать запаха. Однако тут же обнаружил, что Григорьев сам в сторону дышит, что меня развеселило.
– Девчонкам, наверное, показалось, – некстати высунулся Савин. Уж больно красноречиво глаза его блестели. Хорошо хоть Женька унял свой кашель и теперь тихо сидел в палатке.
