– Представляю вам британца, – я показал на фотографию, – точнее не совсем британца. Андрей Михайлович Громин. То есть Эндрю Грэйн на английский манер!
Федерал перевел взгляд с дисплея на меня, и спросил:
– Ты уверен?
– Абсолютно! Проверь по базе.
Скрябин вновь подсел к ноутбуку и начал делать запросы. Через пару минут выпрямился, матюкнулся, но гораздо скромнее, чем я.
На экране две фотографии. На первый взгляд – разные лица, но… при тщательном анализе сходство есть, и большое. Для федерала это уже факт.
– Андрей Михайлович Громин, тысяча девятьсот шестьдесят первого года рождения… – начал он громко читать личное дело Громина. – Осужден в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году… статья… так, та-а-ак, побегушник, мать его! Совершил побег при этапировании и находится во всесоюзном розыске… почти двадцать пять лет!
– Погоди, Палыч, он что, пластику лица сделал? – спросил Белкин.
– Похоже на то, – пробормотал Скрябин, изучая материалы личного дела.
– А глаза не поменял, – хмыкнул Истомин, – раз Иваныч его узнал. Серега, откуда ты его знаешь?
– Он в школе некоторое время работал. То, что фигурант наш бывший, что-то меняет?
– Это ничего не меняет, – резковато ответил федерал, – но получим и пряник, и пистон в одном лице, мля!
Я, Валера и командир переглянулись. В любом случае пистоны будут, к этому уже привыкли. Не всегда начальство довольно результатами, какой трудной не была бы поставленная задача. Взять хотя бы то освобождение самолета. Если исключить молниеносное вхождение и взятие салона под контроль, то в остальном, по сути, сплошная импровизация и невероятное везение. Оба тихушника с зарядами были обезврежены только вмешательством высших сил, не иначе. Ведь известны были лишь двое из пятерых террористов, а у остальных имелась огромная фора. Могли в любую минуту подорвать самолет. Однако пронесло – они смерти испугались больше, чем наказания за содеянное. Дух камикадзе покинул их с самого начала захвата. Надеялись на то, что все требования будут выполнены, никак не ожидая силовой акции. Тянули с подрывом до последнего, а когда поняли, что все… вот тут и пошла счастливая для всех импровизация.
Даже то, что все горючее было слито, не спасло бы никого, сработай любая самоделка. Ведь даже остатков жидкости на стенках бутылки хватило для хорошего взрыва. А если бы подорвались все бутылки?
И вновь предстоит штурм здания, в котором засели преступники с бомбой в обнимку.
– Ладно, Палыч, – сказал Белкин, – пистоны с пряниками когда еще будут, работать надо.
– Работаем! – поднялся Скрябин.
«Выстрел» объехал развалины КПП и встал, ожидая сигнала. В бронемашине оба наших сапера, Валера Истомин с приготовленным блоком «Пелена» и группа прикрытия. Бойцы со штурмовыми щитами выдвинулись к западной стороне здания.
Этот складской корпус выглядел целее других. Сложен из ЖБИ-блоков, четыре метра высотой, узкие, словно бойницы оконные проемы под крышей, мало того имеющие решетки. Крыша тоже бетонная, прогудроненная. Натуральный бункер.
Кто-то содержал здание и прилегающую территорию в порядке. Мусор и растения отсутствовали. Площадка позволяла развернуться фуре. Вид портил горящий остов легковушки.
– Гнездо-два, западный угол, под сводом вижу камеру, – прошипела рация. – Минус.
– Левее полтора метра еще одна. Минус.
Винторез работает тихо. С нашей стороны снайпер обнаружил только одну видеокамеру.
– Восточная сторона чисто.
– Гнездам – контроль верхних окон. Броня вперед!
Бронемашина направилась к зданию. Следом, прикрываясь корпусом «Выстрела», выдвинулись бойцы. Как только БПМ-97 въехала в мертвую зону, часть бойцов заняла оборону, прикрывая работу специалистов и контролируя оконные проемы, двое поднялись на крышу здания, остальные выдвинулись к единственному входу.
– «Пелена» в работе, – доложил Истомин, дублируя знаками.
Автоматная очередь вздыбила пыль в десяти метрах. Внутри явно забеспокоились, лишившись обзора через камеры, но наши снайперы не дремали, и стрелок в здании получил пулю. В ответ раздались еще выстрелы, однако в проемы не лезли, а палили больше в воздух.
Бойцы знаками доложили о готовности к штурму.
