– От этого нам вряд ли станет спокойнее, – пропыхтели Врата.
Я вертела на пальцах огненные кольца. Что-то во мне жаждало увидеть извилистые улицы Аджанаба и услышать, как смычки Аграфены играют на её волосах. Я была королевой всего день и видела только собственный дом. Я не хотела бросать факел в это место, как не хотела слышать, что Кашкаш был плохим или что меня выбрали королевой лишь из-за моих длинных волос.
Вдруг я протянула руку и схватила массивный каменный палец Врат, казавшийся в моих руках длинной храмовой колонной.
– Впусти меня! – взмолилась я. – Позволь мне увидеть город. Возможно, я смогу уговорить их уйти. Может, если я найду эту нелепую сердоликовую шкатулку, они заберут её и уйдут, обрадуются, что никому не нужно погибать в битве?
Врата подозрительно прищурились, их латунные глаза подёрнулись ярь-медянкой.
– Откуда мне знать, что ты не замышляешь что-нибудь нехорошее? Ты джинния. Я бы скорее доверил своего мула изголодавшемуся крокодилу, чем джинну.
Мои щёки вспыхнули.
– Откуда мне знать, что гигант не раздавит меня двумя пальцами, потому что у него в ухе жужжит муха? – Я погасила свой огонь. – Ладно, ты же видишь, как я молода. Я стала королевой только вчера, ничего не знаю об этом месте и этой войне. Впусти меня, и я попытаюсь найти то, что им нужно; принести желаемое без кровопролития. Если я лгу, пожелаю, чтобы всё стало по- прежнему. И пусть Кайгал провалится в преисподнюю!
Врата нахмурились; у губ пролегли глубокие морщины, заполненные глиной.
– Я тебя впущу. На одну ночь. Ты должна быть у моих пальцев к рассвету, иначе я тебя не выпущу, и ты убедишься, что актёры и певцы частенько занимаются куда более неприятной работой, а мастерства им не занимать. Никто из тех, кто успел пожить в старом Аджанабе, не расслаблялся ни на миг.
Я порывисто кивнула.
– Поклянись своим королём, владыкой желаний, поклянись Кашкашем Гордым и его дерзкой бородой, и я тебе поверю, – проворчал он.
Я могла так сделать, но клятва теперь ничего для меня не значила. Я медленно стиснула ручки серебряных корзин на своих бёдрах и сказала:
– Клянусь его именем, но также Корицей-Звездой, Змеёй-Звездой и Семью Сёстрами.
Он неохотно кивнул и раздвинул указательный и средний пальцы, открыв щель, достаточную для того, чтобы я собрала свой дым и просочилась внутрь.
– Отправляйся к фонтану и разыщи Аграфену. Она всегда там в это время ночи, чарует музыкой луну. Она отведёт тебя в комнату, где стропила такие высокие, что уходят прямо в ночь, и ещё там клетка из слоновой кости и пламя, похожее на твоё собственное.
Я поблагодарила его и, придерживая свои корзины, просочилась сквозь пальцы гиганта в красный город.
В Саду
Мальчик остановился.
– У тебя отлично получается, – с теплотой сказала девочка. Она взяла его за руки и открыла глаза, мерцавшие в свете факелов. Снег в её волосах растаял, превратился в росу. – Может, принести тебе ужин, – со смехом продолжила она, – и сбежать от своей сестры?
– Странно рассказывать историю тебе, ведь я привык слушать. Так было в сказках, которые я слышал до тебя: красивая девочка сидит у ног мальчика и ловит каждое его слово. Но в этом есть что-то неправильное.
– Это по-прежнему моя история, – сказала девочка, подавшись назад. – Моя последняя история. Она не станет твоей от того, что какое-то время побудет у тебя во рту.
– Я знаю. Пожалуйста, не сердись! Мне страшно… Я буду читать так медленно, как только смогу. Это твоя история, и она заберёт тебя у меня на самом интересном месте. Когда я пожелаю читать её вечно, всё закончится… Я это знаю.
Девочка погладила мальчика по волосам, но не смогла найти слов.
– Я немного отдохну. Я так устала – словно во мне открылась дыра, и через неё выпала вся моя суть.
– Разве можно так устать от чтения? Может, ты больна?
– Нет, всё устроено именно так. Я же сказала, это моя история. Сейчас ты вытаскиваешь её из меня, как рыбак вытаскивает карпа из озера. Он дёргается и упирается, не желая покидать воду, но солнце играет золотом на его чешуе!
Глаза мальчика распахнулись, и он снова взглянул на девочку, увидел, как зарумянились её щёки на холоде, какие тонкие у неё руки и как похожа тьма её век на горящий дёготь. Он её немного
