– Не называй меня так, это больше не моё имя. Вот моё имя и моё лицо. Я не она, я Святая Сигрида путей, как бы тебе не хотелось чего-то другого. Я отправилась в путь, чтобы разыскать тебя, но по-настоящему именно из-за этого стала человеком. Из-за корабля, что стремится к чудовищу, проглотившему мою богиню. Это и есть мой Подвиг, а не ты. Когда я увидела тебя, это напомнило мне о том, чего я так и не сумела сделать. Если бы я тогда пришла к тебе и все эти годы заправляла таверной вместе с тобой, ты, наверное, был бы счастлив, но это обратило бы в ложь моё обучение и всю жизнь с момента, когда торговка шкурами дала мне новую плоть взамен старой. Это был бы конец моей истории, и всё выглядело бы так, словно я сделала то, что сделала, исключительно ради мужа. Я желала другого конца. Я не твоя цель, Эйвинд, а стрела, летящая к Сигриде, и я должна попасть в мишень. Волк сбил меня с пути, разве не видишь? Он увёл меня с дороги, которая вела к тебе, прямиком туда, где я не смогла бы рассказать тебе драгоценные секреты. Я больше не Улла… Как я могу быть с Эйвиндом?
Трактирщик словно уменьшился в размерах, как если бы из него выпустили всю кровь. Он обхватил голову руками, запустил пальцы в редеющие волосы.
– Моя жизнь так запуталась, что я не вижу правды, даже если она у меня под носом. Болотный король сказал, что я останусь человеком до тех пор, пока деву не проглотят, море не станет золотым, а святые не отправятся на запад на крыльях птиц, не знавших наседки. Я поверил старому аисту… Думал, всё случится через несколько лет, не больше. Годы летели быстро, и однажды я понял, что сделался старым и толстым, а море по-прежнему серое. Я как-то рассказал всё одному мальчишке; с тех пор, наверное, минула вечность. Решил, если с кем-то поделиться, что-то изменится, события потекут быстрее. Но я не думал, ни разу не предположил, что моя любовь рядом, хлещет пиво в тёмном углу. Ты должна была сказать мне, Сигрида. – Он вздохнул тяжело и прерывисто. – Если не ты моя цель, то кто?
– Мне жаль, Эйвинд, в самом деле жаль. Я не хотела, чтобы всё случилось так. Пока была молодой и красивой, мечтала встретить свою капитаншу и спасти её. А теперь я едва тащусь к ней на дырявой посудине в надежде, что мне хватит сил помешать морской твари.
В углу трюма безмолвно плакала Седка; её слёзы капали на палубу корабля, который тихонько качался из стороны в сторону.
Молчание, повисшее между Сигридой и Эйвиндом, было густым и тёмным, словно плоть угря; дни и ночи сменяли друг друга. Седка ненавидела эту тишину, эхом отдававшуюся в ушах. Она обрадовалась как вол, с которого сняли ярмо, когда Грог прикончила последний бочонок с ромом, вылив остатки в синий рот, громко рыгнула и заорала:
– Панцирь слева по борту!
Так и было – у Седки перехватило дыхание от ужаса, когда она увидела растущий панцирь, чёрный, зелёный, синий как море и скользкий, будто тело жука, из которого, покачиваясь, подымался купол. Его круглые злые глаза показались над водой, моргая прозрачными веками из-за тусклого солнечного света. Грог надела гримасу скуки, но девочка видела, что под слоем солёной воды её хвост дрожит. Лицо Сигриды было искажено от страха и возбуждения, она изо всех сил хваталась за руку Эйвинда, то ли пытаясь удержать его рядом, то ли используя вместо якоря на корабле. Седка так и не поняла.
– Грог! – сильным и высоким голосом крикнула Сигрида. – Плыви туда! В пасть!
Магира вскинулась в своей лохани, молотя фиолетовым хвостом.
– Ты выжила из ума, женщина? Я привела вас сюда, но с ножами или без ножей, это такая же дурь, как пить из пустой кружки!
– Всё хорошо! – Сигрида рассмеялась, запрокинув голову. Её волосы струились как у юной девушки. – «Сиротка, медведик и дева домой поплывут беззаботно – вперёд и вперёд!»
Седка похлопала магиру по плечу, которое от страха излучало тёмно-бирюзовое свечение.
– Я это сделаю, Грог. Всё и впрямь будет хорошо. Скорее всего… Ведь об этом поётся в песне, а песни, как правило, правдивы.
Тонкие пальцы, точно восковые, обняли штурвал, и Грог откинулась назад в своей лохани, колыхая пышной грудью.
– Фанатики! – пробормотала она, мотая лохматой зелёной головой.
Пасть Эхинея распахнулась, и море ринулось в неё мимо зарослей китового уса цвета слоновой кости. Маленький кораблик взмыл на гребень волны, как игрушечный.
«Поцелуй ведьмы» исчез в тени, словно угасшее пламя в сердце фонаря.
В Саду
– Не останавливайся! – взмолился мальчик, дыша быстро, как бегущий галопом жеребёнок. Девочка нахмурилась, и у чернильных пятен век появились складки, похожие на созвездия. Её взгляд метнулся в комнату, остановившись на
