невесть как втершиеся в доверие к госпоже Вейдене. Скажу без прикрас: носить фамилию Кориус нужно с достоинством, мы не потерпим такого неприличия в нашей семье…
– Ха! – вскричала я. – Чтоб я начала мямлить да извиняться перед каждым своим словом или, чего доброго, спрашивать чьего-то разрешения, прежде чем сказать все, что думаю?.. Не много ли чести для семьи Кориусов? Да кто сказал, что я собираюсь породниться с вами, неблагодарными слугами, за спиной поносящими своего господина?
Мой жених покраснел от досады и злости, явно проклиная себя за излишнюю откровенность, а я с победным видом принялась рассматривать улицу, по которой мы катились, хотя она ничем не отличалась от других улиц, которые я повидала на своем веку. Однако когда вдали показалась нарядная разноцветная черепица, которой был крыт храм, дома по обе стороны чудесным образом похорошели: рядом со святилищем преподобного Саллюстия обитали самые богатые таммельнцы. Уж не святой ли одарил их этим завидным достатком? Я углубилась в раздумья, пытаясь решить сложную задачу: то ли боги награждали богатством тех, кто желал держаться к ним поближе; то ли соседствовать с обителью богов разрешалось одним лишь богачам?..
Храм святого Саллюстия располагался на возвышенности, и его белоснежная колокольня высотой могла поспорить с самыми старыми башнями герцогского дворца. Все многочисленные строения, относившиеся к угодьям святилища, были обнесены высокой каменной оградой, увенчанной коваными остриями, – эта твердыня могла выдержать серьезную осаду, и, по всей видимости, тут хранилось достаточно добра, чтобы всерьез опасаться нападения.
Ворота, ведущие во двор, оказались гостеприимно распахнуты, однако у входа скучал тощий привратник из числа храмовой братии – это угадывалось по его долгополому одеянию серого цвета. В руках у него имелся короб для пожертвований, при виде которого я тут же приуныла: мне претила сама мысль о том, чтобы добровольно делиться деньгами невесть с кем. Там же, у ворот, сидели несколько нищих попрошаек. Среди них, к своему удивлению, я узнала тех двух разбойников, что гнались за мной по пустырю. Идея с посещением храма мне окончательно разонравилась, и я заявила Мике, что останусь сторожить нашу повозку у коновязи.
Кориус-младший, прихватив с собой увесистый ларец, подошел к воротам, но был остановлен бдительным привратником, указавшим на небольшой кинжал, который юноша носил у пояса, как это было заведено даже у самых худородных дворян.
– В божью обитель вход с оружием невозможен! – донеслись до меня слова, заставившие встрепенуться. «Должно быть, и святому Саллюстию угодно, чтобы демон себя прикончил», – подумала я с неожиданной горечью. Мике, вернувшись к повозке, смерил меня подозрительным взглядом, однако подал мне кинжал, сдержанно попросив присмотреть за его имуществом. Я дождалась, пока он скроется из виду, и осмотрелась по сторонам: привратник, убедившись, что улица пустынна, ушел дремать в тени старого дерева, а нищие затеяли между собой свару, и до меня никому из них не было дела. Безо всякой спешки я припрятала клинок под одежду, а медяки господина Казиро, которые всюду носила с собой, бросила в повозку, себе под ноги.
Когда Мике вернулся, я с растерянным видом сказала, будто на минутку отлучилась от повозки, и знать не знаю как так вышло, что его кинжал пропал. В раздосадованном взгляде юноши ясно читалось, что теперь в мире нет существа, на котором он желает жениться менее, нежели на мне.
– Должно быть, его стянули те бродяги! – заявила я, показывая на разношерстную компанию у ворот.
На лице Мике проступила понятная тревога – попрошайки все как на подбор выглядели отпетыми разбойниками, и ссориться с ними представлялось делом опасным, особенно для домашнего юнца-чистюли, как я мысленно с презрением называла своего горе-жениха.
– Мерзавцы! – сказал он, впрочем, не слишком громко. – Ну ничего, сегодня же мой отец подаст на них жалобу в префектуру!
– И то верно, – поддакнула я, мстительно подумав, что у моих недавних обидчиков вскоре случится немало неприятностей, а затем с невинным видом ткнула пальцем под ноги. – Не из твоего ли кошелька просыпались эти скойцы?
– Может, и из моего, – согласился Мике и наклонился, чтобы подобрать медяки. Я незаметно вздохнула с облегчением: сделка состоялась, кинжал с этой секунды считался купленным.
Вечером дядюшка Абсалом, разумеется, выбранил меня: управляющий, выслушав жалобы сына, заявил прямо, что не примет в свою семью наглую рыжую девицу, которая ведет себя так, будто выросла в канаве около дрянного кабака, и лучше уж отправит Мике учиться в столичный университет, хоть до сих пор и полагал это опасной новомодной блажью.
– Ну и пусть пачкает там чернилами бумагу хоть десять лет кряду! – мстительно ответила я, услышав известие, которое принес крайне раздосадованный дядя. – Самое подходящее занятие для зануд! Однако вряд ли в том университете он обучится верно служить своему господину. Все Кориусы – змеиное неблагодарное племя, дядюшка. Они только и ждут, что господин Огасто преставится или променяет Таммельн на Лирмусс! Этот гадкий Мике плел, что его светлость зарится на королевский трон и ждет не
