А после обеда – еще сто раз «Здрасьте!». И пятьдесят диалогов с стиле «Как дела?» – «Еще не родила!»…
Спрятавшись за автомат с газировкой, Растов наконец позвонил маме – та лежала на столе у врача-космоцевта, который, по ее словам, делал ей какое-то загадочное «мезо», в общем, толково поговорить не удалось.
Позвонил Нине – «недоступна».
К своему коттеджу Растов, уставший за три часа суеты (которую Игневич называл очаровательным диалектизмом – «колготня») как за полный рабочий день, подходил уже в густых сумерках.
Первые желтые листья – липовые и кленовые – живописно мокли на дорожках.
Краснела в скверах спелая калина.
Плоды рябины, изобильными гроздьями свисавшие с ветвей деревьев, посаженных вдоль дороги, обещали, согласно народной примете, длинную и холодную зиму.
Дорогу Растову перебежала кошка, несуразный и крупный метис сноу-шу и русской голубой. Майор звал кошку Пусей и иногда подкармливал.
Кошка благодетеля не узнала. А может, у нее были дела поважнее мур-мур и гр-гррр…
Вдруг Растову показалось, что в гостиной его коттеджа… горит свет.
Первая мысль: ошибся адресом.
Но нет, адрес вроде бы тот, что и раньше, – улица академика Гамаюна, дом шестнадцать.
Просунув руку сквозь прутья, майор осторожно открыл свою калитку, художественную до невозможности, и уверенно зашагал по плотно пригнанным плитам донецкого песчаника к крыльцу дома.
Сразу же включились светильники с датчиками движения, что стояли обочь дорожки.
На веранде коттеджа тоже загорелся свет. Там явно кто-то был!
«Домработница? Решила прибраться к моему возвращению? Сама, по своей инициативе, или мать попросила?»
Растов позвонил в дверь.
С той стороны послышались легкие, слишком легкие для домработницы, в которой было восемьдесят кило здоровой сибирской плоти, шаркающие шажки.
Таинственная обладательница шажков и тапок без задника поглядела на экран видеонабюдения.
Для верности глянула в глазок – а вдруг ошибка?
И через секунду майор услышал… как рухнуло на пол человеческое тело!
Его сердце бешено забилось.
«Все-таки Мария Федоровна… Инфаркт… Или инсульт?»
Майор спешно нащупал в кармане брюк электронный ключ.
Дилиньк!
С первым тактом бетховенского «Подарка Элизе» замок открылся.
– Боже…
На пороге, раскинув руки крестом на домотканой бедуинской дорожке (сувенир из солнечного Синая), лежала… Нина Белкина.
На диване, с нашатырной ваткой под носом, Нина наконец пришла в себя.
Но лишь после того, как Растов трижды обрызгал ее лицо ледяной водой из холодильника и вызвал «Скорую».
– Небритый какой… – сказала Нина, испуганно поглядев на Растова.
Она была бледной, как рассвет на Соловках.
– Как ты? – спросил Растов, осторожно прикасаясь губами к белой Нининой руке.
– Н-нормально…
– Что это было, ась?
– Кажется, обморок. Со мной такое изредка случается, еще со школы… Врачи говорят, вегетососудистая дистония… Принеси чаю, пожалуйста.
Растов принес – на кухонном столе его дожидался пузатый расписной чайник, в котором прела свежая душистая заварка явно импортного происхождения (майор таких прекрасных излишеств отродясь на кухне не держал). Растов нацедил Нине полстакана.
Нина отпила. Еще отпила.
