Затем камера поймала и увеличила для Растова чайный стаканчик. Автопереведенная надпись на фарси гласила: «Чай зеленый крупнолистовой «Блаженство», первый сорт».
«Значит, нора клонская», – заключил майор.
От этой мысли ему неожиданно сильно полегчало. Очень уж он не любил столкновений с отечественными тайнами, одновременно и опасными, и какими-то… свинцовыми.
Танки ударили еще два раза и полностью выломали погнувшуюся бронедверь, чтобы не мешала.
За ней тоннель расходился на два, причем оба рукава круто изгибались. Один рукав уходил налево, другой – направо и вниз. Ни людей, ни техники – только несколько больших ящиков, неловко выпирающих из слишком тесных для них ниш.
Илютин был тут как тут.
– Растов, это вы вторые двери… гм-гм… открыли?
– Ну как сказать – «вторые», «первые»… Те, которые в ста метрах от начала тоннеля.
– Значит, вторые.
– И что нам это дает?
– Надо… гм-гм… подумать… Стоп! – Голос Илютина резко изменился. – Дайте увеличение на вон тот зеленый ящик!
– Который в нише?
– Да-да!
Растов дал.
– Итить его налево! – воскликнул неожиданно сильно впечатленный Илютин. – Этот ящик – укупорка боевой части бомбы «Рух»! По крайней мере, он так маркирован!
Растов мгновенно сообразил, что к чему.
– Тоннель заминирован, верно? – спросил он Илютина.
– Верно… Слушай, майор, буду с тобой откровенен, чего за моим ведомством обычно не водится… Готов?
– Да.
– Тогда так. Если по правилам, я должен сейчас тебе скомандовать из тоннеля уходить. И дожидаться… гм-гм… моих саперов. Они в экзоскелетах зайдут, все разминируют. А ты будешь стоять на безопасном удалении от входа в тоннель… Но это по правилам. Которые не годятся. Потому что если вдруг из тоннеля выедет любой вшивый «Паланг», он моих саперов как тараканов… гм-гм… перебьет. Поэтому я хочу, чтобы ты продвинулся еще вперед и перекрыл оба тоннеля своими машинами.
Растов выдержал многозначительную паузу и наконец ответил:
– Я тоже буду с вами откровенен, товарищ майор госбезопасности. Если по правому борту от моего танка взорвутся три с половиной тонны силумита, а именно столько несет бомба «Рух», то броня может не выдержать. И тогда весь мой экипаж погибнет от тяжелой компрессионной травмы. Поэтому вопрос: что там внизу такого ценного, из-за чего имеет смысл рисковать жизнями моих людей?
– Вы же рисковали в Стальном Лабиринте, так?
– Рисковал… Забавно, что вы в курсе.
– Я в курсе. Так вот, майор: там, внизу, штука поважнее Стального Лабиринта.
– Считайте, заинтриговали.
«Динго» свернул в правый рукав тоннеля, аккуратно обминул ящик с боевой частью бомбы «Рух» и самым тихим ходом протянул вперед еще метров тридцать. Растов, Кобылин и Игневич во все глаза присматривались к каждой шероховатости стен, к каждому подозрительному пятну на полу.
Если клоны заминировали вход в подземную часть своей базы огромными бомбами, то резонно было предположить, что внутри таится еще множество смертоносных сюрпризов.
И это вовсе не обязательно должны быть килотонные адские машины.
Клонские саперы могли использовать и крошечные мины.
И напалм.
И подручные материалы: газовые баллоны, кислородные резервуары, емкости с маслом, канистры с топливом…
Но не только боязнь подрыва на фугасе обострила чувства Растова до предела. Майор и в самом деле был заинтригован словами Илютина о «штуках покруче Стального Лабиринта».
Воображение Растова рисовало маслом и акварелью.
