Бобенков был тоже любителем оружия, но он был спортивным стрелком, занимался спортингом. Именно стрельбище я и выбрал тем местом, где рассказать шефу о Золотько и его заходах. Просто потому, что грохота выстрелов не выдерживает прослушка. И на воздухе организовать качественное прослушивание намного сложнее, чем в помещении…
Бобенков молча смотрел на меня с минуту, потом поинтересовался:
– А чего не согласился?
– Я согласился.
– А чего рассказал?
– Потому что не могу жить в дерьме…
Бобенков еще какое?то время смотрел на меня, потом – истерически, с каким?то подвизгом, расхохотался…
– Ой, блин, не могу… ой, блин…
Так он смеялся минут пять, потом – пришел в себя, начал укладывать ружье в кейс, совсем другим, спокойным голосом сказал:
– Давай пройдемся…
Это был комплекс «Лисья нора» – лучший комплекс для спортинга в Европе и один из лучших в мире, выстроенный исключительно за счет средств одного олигарха – любителя стрелкового спорта. Государственных денег сюда не было вложено ни рубля…
– Как ты думаешь, почему я не удрал отсюда? – спросил Бобенков. – А? Вот на фига мне все это? Все это дерьмо?
Мы шли по дороге, ведущей со стрелкового комплекса куда?то вдаль… к виднеющемуся вдалеке строящемуся коттеджному поселку. Московская машина Бобенкова – здесь он пользовался «Cadillac Escalade ESV» с шофером – медленно ехала за нами.
– Мне год назад за мой бизнес давали полмиллиарда. Долларов. Можно свалить и жить как белому человеку где?нибудь в Дубае. Или в Панаме, если совсем припечет… Ты понимаешь весь масштаб того дерьма, которое тут варится? – продолжил Бобенков, зло пнув попавший под ноги ком глины. – Коррупция… несменяемость власти… фигня это все. Хочешь, я тебе расскажу главную проблему? Главная проблема в том, что люди совершенно отморозились. И вверху, и внизу. Не боятся ни бога, ни черта. Коррупция? Ага, блин, коррупция. Вон, почитай – космодром Восточный – до сих пор не ввели, хотя денег вбухали. Я немного интересовался этой проблемой, у меня человек работал, который в курсе был. Пять генеральных подрядчиков сменили – пять! Все пятеро воровали. Что у заказчика творилось – подумать страшно. Ты вдумайся – воры пять из пяти. Я сам вынужден целую разведслужбу содержать, у меня все топы – на прослушке, на периодическом наблюдении. Я нанимаю детективные агентства, чтобы они искали подходы к моим снабженцам и предлагали закупить стройматериалы с откатом или продать материалы с площадки. Я предупредил всех, что за откаты и хищения я увольняю сразу и без учета предыдущих подвигов. Я могу простить ошибку – но я не могу простить ложь и воровство. И что? Половина все равно соглашается на откат. Что это?! Блин, что?!
– Общество больно… – нейтрально сказал я.
– Больно… – с горечью сказал Бобенков, – и не лечится. А потом удивляемся – откуда такие политики. А откуда – да оттуда же, откуда и все! Из сызды на лыжах! Вот они – мы! Что, не нравится?! Тогда лечить надо. И лечить – сверху, потому что снизу всех и все устраивает. И тех, кто сыздил рулон утеплителя с работы, и тех, кто сыздил миллиард из банка, которым сам же и владел. И тех, кто сыздил у государства, и тех, кто сыздил у меня…
Мы дошли уже до самого почти забора. К нам с другой стороны забора шел охранник, мы повернули назад.
– Ты понимаешь, что я сделаю, если мне удастся подняться? – сказал Бобенков.
– Понимаю.
– Хорошо. Этот… Золотой, или как там его, – явно из «Монолита». Это структура такая, партийная – личная Баринова. Они и с хохлами контачат, и с татарами… люди опасные и с двойным дном. Это чтобы ты знал. Что ты будешь ему говорить – думай сам. Отныне мы с тобой подельники, – сказал Бобенков, словно любуясь этим словом, – соучастники. А соучастие – это, знаешь ли… самая крепкая форма дружбы…
– Что мне делать?
– Пока соглашайся на все… а там посмотрим.
Бобенков серьезно посмотрел на меня.
– Ну, если только тебе не предложат меня грохнуть. Тогда не соглашайся, конечно же…
