небо. А в глубине таилось удивление. И тепло. И странная нежность.
Плюшки в руках уже не было. Надеюсь, он ее все-таки съел.
Назад шли молча. Не знаю, о чем думал Крэаз, а мне покоя не давал испытующий, заинтересованный взор сиятельного. Мы уже подходили к особняку наместника, когда тишину спокойной респектабельной улицы разорвал пронзительный крик:
— Господин!
Обернулись.
Полноватая женщина средних лет. Растрепавшиеся от бега русые волосы. Опухшие от слез веки. Усталое, изможденное лицо.
— Пожалуйста, пощадите!
Незнакомка бросилась было к Саварду, но охранники мгновенно остановили — не дали приблизиться, и она забилась в их руках, рыдая.
— Урга! — Поспешно подошедший сзади мужчина, невысокий, седовласый, невзрачный, потащил женщину в сторону, пытаясь увести прочь, но она вырвалась, не удостоив спутника внимания.
— Кто такие? — резко бросил сиятельный.
— Ильм Дарн, господин, — склонился в поклоне мужчина, — а это Урга, моя жена. — Видя недоумение и нарастающее раздражение высокородного, поспешно добавил: — Нида и Хельма — наши дочери.
Его слова словно подтолкнули женщину.
— Девочки мои, — застонала она горестно.
Отчаянный, горящий безумной надеждой взгляд жадно заскользил по лицу Саварда.
— Лиос Заступницей заклинаю, Аривом, Гортом Вседержителем, сжальтесь, сиятельный господин, — лихорадочно выталкивала из себя Урга. Сухие, потрескавшиеся губы тряслись. — Смягчите наказание, молю.
Несколько светлых прядок прилипли к лицу, но нара даже не дернулась, чтобы их убрать, будто и не заметила вовсе. Крупные, привыкшие к работе руки нервно перебирали, сминая, ткань платья на груди, и я как-то машинально отметила, что на подрагивающих, узловатых в суставах пальцах обгрызены ногти.
— Гортом и Аривом? — прищурился Крэаз. — Ты, наверное, забыла, как их называют? Так я напомню. Арив Справедливый и Горт Карающий. Великие судят беспристрастно. Они милосердны к честным людям, но безжалостны к преступникам.
Женщина с силой рванулась вперед, пытаясь освободиться из рук телохранителей. Еще раз. И еще. Не сумела и закричала надрывно, исступленно:
— Но ведь ваша наида жива, здорова. И будет жить дальше. А мои девочки долго на рудниках не протянут.
Зря она это сказала. Ох, зря. Лицо Саварда окаменело, замкнулось. В стремительно темнеющих глазах бешено взметнулось черное пламя.
— Жива, говоришь? — тихо, пугающе спокойно проговорил он. — Твои дочери сделали все, чтобы этого не было. — Надменно вскинул подбородок, холодно закончил: — Хельма и Нида Дарн виновны, они по заслугам осуждены на наказание. Обе.
И отвернулся. Абсолютно уверенный в своей правоте. Высокомерно-величественный. Жесткий. Страшный в гневе, что бился, клокотал у него в груди, не находя выхода.
— Нам пора. Идем Кэти.
Вложила ладонь в протянутую руку, но с места так и не сдвинулась, не в силах оторвать взор от фигуры просительницы.
В тот момент, когда Урга осознала, что все кончено и надежды больше нет, из нее словно вырвали душу, вместе с ней забрав эмоции, мысли и последние силы. Женщина перестала метаться, рыдать, кричать. Медленно опустилась на колени и заскулила — чуть слышно, монотонно, покачиваясь из стороны в сторону. Муж неловко засуетился рядом, бормоча что-то и пытаясь поднять супругу, но у него не получалось. Раз за разом жена снова оседала на землю, ничего не видя и не слыша вокруг.
Ужасная сцена.
— Кателлина? — Сиятельный мягко потянул, и я, не сопротивляясь, прижалась к широкой груди.
Подняла голову.
Знала, нет, чувствовала, просить нельзя. Не сейчас, не при всех. Поэтому просто смотрела, стараясь взглядом передать все, что сейчас ощущала, переживала.
Смотрела и молчала, не зная, что ответить на недоуменный вопрос, застывший в горящих яростью серых глазах. Смотрела и видела, как темное пламя постепенно гаснет, смиряется, отступает вглубь. Савард успокаивался.
— Почему, Кэти? Они же чуть не убили тебя? — раздалось наконец закономерное.
