Длинные пальцы стянули волосы на затылке и чуть надавили, вынуждая приблизиться.
— Посмотри на меня! — пышущий страстью голос выдохнул полуприказ-полупросьбу.
Подчинилась. Поймала взгляд — пронзительный, жгучий — и утонула в зовущей глубине темно-серых глаз, забывая дышать. Кровь в венах пульсировала гулко и тяжело, тело горело, и я лишь тихо всхлипнула, когда он притянул мое лицо к себе. Настойчивый язык прошелся мягким касанием по напряженным губам, на мгновение остановился, словно пробуя ощущения на вкус, и продолжил движение, надавливая, поглаживая. Умоляя расслабиться, открыться.
— Пусти!
От тихого прерывистого шепота по телу побежали мурашки.
— Я хочу внутрь, Кэти!
Возбужденный, нетерпеливый голос сбил дыхание, обжег мыслью о том, как еще Савард может попасть внутрь, распалил видением того, как сильное тело неистово вбивается в мое, распростертое под ним и послушно раскрывающееся навстречу в вечном танце любви.
— Пусти! — снова потребовал он.
Руки сжали талию, спустились к пояснице, сминая бедра, впечатывая в жаждущего, готового к взрыву мужчину, и я потянулась навстречу, повинуясь. Его рот снова отыскал мои губы и раскрыл их, не спеша, наслаждаясь каждым мгновением. Неожиданно трепетный, щемящий поцелуй унес последние сомнения и колебания.
Приникла к Саварду, трясущимися руками упираясь ему в грудь и жадно глотая теплое медовое дыхание. Он немедленно отозвался, как будто только и ждал этого. Поцелуй стал более глубоким, страстным, прикосновения алчных, ненасытных губ — тверже и яростней. Горячий язык ворвался внутрь, покоряя, беря в плен, подчиняя власти обоюдного желания.
Сиятельный пил меня, словно вбирая саму душу, растворяя ее в себе. И я тонула, падала в этот бесконечный, безумный поцелуй, как в бурлящий водоворот, от которого нет спасения. Мягкие удары языка во рту, соблазняющий ритм его движений окончательно помутили рассудок. Забыв обо всем на свете, запуталась пальцами в густых волосах, подаваясь бедрами в такт этим сладостным атакам. Крэаз глухо зарычал, разрывая поцелуй, подхватил меня и крепко прижал к себе.
— Не бойся, девочка. Я сделаю все, чтобы тебе не было слишком больно, — протяжный, почти беззвучный шепот в плечо.
Я не боялась. Здесь и сейчас я отчаянно хотела принадлежать этому мужчине. Хотела, чтобы он обладал мной. И теперь Савард просто следовал моей воле, исполняя самое заветное желание. Забылось все, остались только невыносимое вожделение и мужчина, который держал мое трепещущее тело в своих сильных руках, стремительно приближаясь к кровати.
Еще немного, чуть-чуть, полшага.
Внезапное острое чувство потери, когда Крэаз разжал объятия, бережно опуская на постель. Приятная прохлада шелковистого белья, остудившая разгоряченную спину. Шорох срываемой в нетерпении одежды. И вот мощное тело томительно медленно опустилось сверху, вжимая в тонкие простыни, заменяя собой весь мир, лишая воли, желания вернуть благоразумие. Вообще думать.
Савард приподнялся на локтях, не сводя с моего лица пристального взгляда. Я тоже застыла, оглушенная частым стуком сильного сердца, очарованная представшим совершенством. Красивой линией плеч, мощью грудной клетки, перекатывающимися под кожей мышцами. Словно во сне провела пальцами по четко очерченным скулам, спустилась ниже, неторопливо исследуя безупречное творение.
Мужчина задышал тяжело, рвано, несколько раз быстро сглотнул, но не пошевелился. И только когда моя рука дошла до твердого поджарого живота, не выдержал. Застонал и, мгновенно наклонившись, прошелся торопливыми, голодными поцелуями по лицу, шее, ключицам, нежно покусывая и тут же заглаживая укус легким прикосновением горячего языка. Длинные чуткие пальцы заскользили по телу, запоминая его, изучая, плавя своими прикосновениями ставшую удивительно чувствительной кожу.
Нестерпимый зной прерывистого дыхания.
Огонь алчных раскаленных губ.
Влажные касания языка.
Жар сильных ладоней.
Хмелея от ласк, прильнула к Саварду, будто надеясь стать его частью. Прижалась низом живота к мускулистым бедрам, обостренно переживая каждое движение, растворяясь в упоительном бесконечном вихре впечатлений.
Ненасытные губы скользили все ниже и ниже, прокладывали путь к месту, где заполошной птицей билось сердце. Отчаянно медленно, исступленно нежно, нестерпимо жадно. И наконец достигли груди, втянули в рот горошину соска, мягко сжимая и
