И поскользнувшись на жидком раккапи, оставленном на дороге каким-то поносным кентавренком, он чуть не упал. Они были уже на полпути к лесу, где закурились там и сям беловатые хвосты дыма, поднимаясь из темно-зеленых куш.
— Это, я понимаю, случается в самое неожиданное время и самым непонятным образом, — с задумчивым видом произнес Пассий.
— Совершенно непонятно и неизвестно когда! — подтвердил человек. — Ведь так и не нашел я ту прореху, через которую первый раз пришел сюда.
А второй раз путь мой к вам был долгим и страшным — как и путь отсюда, дорогой Пассий. И никакой завесы передо мною уже не раскрылось. Так кто же, по-твоему, раздергивает эту проклятую занавеску?
— Тот, кто и сейчас внимательно наблюдает за нами, иноземец, — сказал кентавр. — И кому смешно, что я тащусь сейчас по дороге со своим бесполезным елдораем. Кому смешно, что мы такие смешные.
— Когда я много дней шел сюда по горам со шкатулкой пуговиц под мышкой и с лаконийским мечом в руке, то мне и вправду показалось, что кто-то смеется надо мной, — бормотал торговец.
— А что смешного в том, что Я хочу стать богатым? Ведь в этом вся сулукве нашей человеческой жизни — каждый хочет разбогатеть. Вы, животные, не понимаете этого, значит, вы не знаете сулукве, не знаете, зачем вы живете…
Когда они подошли к лесу, в глубине его мелькали, словно чьи-то красные зрачки, огненные пятна начинающегося лесного пожара.
И на свету пламени мелькали темные и шустрые, как муравьи, фигурки кентаврят.
— А я хотел поесть хотя бы грибов мрычи! — разочарованно воскликнул Пассий. — Ведь похоже на то, иноземец, что все пропало. Лес сгорит, и нашему народу грозит голод!
Жаркое лето высушило лес, и он воспламенился в одно мгновение от костров, разведенных юными кентавронцами. Теперь они, бегая по огненным смыкающимся лабиринтам, на всем скаку падали в огонь, вдохнув полную грудь пламенного жара.
Некоторые успевали выбежать на край леса и, роняя клочья догорающих попон, стремительно неслись по чистому полю. Стараясь ускакать от огненной муки, иные оказывались довольно далеко от опушки леса — там и валились наземь в рое искр, взятые смертью на всем скаку.
Старый кентавр и пришлый торговец стояли и смотрели издали, как огненное бедствие уничтожает большой лес с главным пропитанием кентаврского народа и как гибнет в пожаре молодежь, цвет нации. Небесный ветер между тем обрушился с неимоверной мощью на горящий лес и погнал пламя в его глубину по широкому и длинному ущелью как по трубе.
Хвойные и эвкалиптовые деревья, основное население леса, вспыхивали и сгорали в одно мгновение, принесенные в жертву какому-то неизвестному и непостижимому замыслу, Кентавр и человек понимали это, глядя на огненный бурлящий ад, который устремил свой поток в сторону гор.
— Ну вот, теперь вам всем будет и на самом деле серемет лагай, — кривя разбитые ударом кентавронца губы, молвил торговец. — И мне, похоже, незачем уже дожидаться здесь осени. Пропали мои корешки и смола ян/яо!
— А я боюсь, Быстрой смерти моему народу не видать, — вздохнул мудры? кентавр.
— И для меня ясно одно: с этого дня начну медленно, а не быстро подыхать с голоду. Если только ты не поможешь нам, иноземец.
— Ты шутишь, наверное, Пассий! — воскликнул купец. — Мне и самому жрать нечего!
— Шучу, конечно, — подтвердил кентавр.
И еще более голодными, чем были, они возвращались назад, уже ни о че1 не заговаривая друг с другом.
Когда возле самого поселка они собиралио разойтись по разным дорогам, то увидели темную густую толпу кентавров выбегавших из ворот.
Не обращая внимания на горевший лес. добрая сотш разномастных воинов понеслась галопом к реке, на бегу надевая деревянны‹ доспехи и опоясываясь мечами.
— Толкло! томсао! — кричали некоторые из них и добавляли для ободрениея самих себя:- Хардон лемге!
Молодой кентаврон Потогришечек, лохматый, бородатый и румяный, коренастый, приземистый и маленький, не выдержал больше и, торопясь скорее к счастью, кинулся первым к огромному светящемуся телу, которое кентавры быстро назвали влдолача, яйцо то есть.
За Потогришечеком рванулись еще несколько кентавронов, но тут налетел на них сзади подоспевший Пуду и с ходу уложил одного ударом кизиловой бадды.
Он хотел зацепить и Потогришечека, тот едва успел увернуться и отскакать назад к остальным.
— Кентаврио-о-он! Стройся! — грозно заревел главнокомандующий, попутно пытаясь зацепить еще кого-нибудь своей дубиной. — Воевать, калкарай малма-рай! — ревел он. — К бою готовьсь!
И пришедшие в себя солдаты вновь обретали чувство дисциплины, выбегали на ровное место и привычно выстраивались в две шеренги. Возбужденное безудержное хвостомахание постепенно упорядочилось, строй выровнял носки копыт.
Пуду отошел в сторону и для вящего порядка заставил кентаврион помаршировать на месте, считая:
— Ду! Прал! Дайн! Чимбо!
Четыре круглоголовых томсао между тем разомкнули строй пошире, и тот, кто поднимал над собой лачачину да внушал соблазнительные мысли, теперь отбросил в сторону не нужный больше корнеплод и стал копаться четырьмя своими ручными присосками у себя за поясом. По его примеру и три остальных томсло полезли за пояса и вынули оттуда какие-то скрюченные предметы о двух концах.
Удачно выстроив кентаврион, военачальник Пуду приказал взять дротики в зубы и приготовить луки к стрельбе.
Полководческая наука предписывала при встрече с неизвестным противником не сразу сходиться врукопашную, а сначала попытаться достать его издали стрелами.
Все враги, думал Пуду; кто не кентавр, тот и враг. Пускай его сначала куснет стрела, а там посмотрим, лемге хардон.
Но в продолжение сей полководческой мысли кто-то считывал ее прямо с мозговой извилины Пуду и возражал на нее обратной мыслью: а что, если стрелу не пускать и не воевать, а сейчас же начать переделку всей жизни,?аф?
На что мозг главнокомандующего кентавра отвечал: раккапи все это, никакой переделки не получится, обман все это! А надо бить врага до полного уничтожения…
— Кентаврион! Готовьсь! — скомандовал он, стукнув по земле дубиной, которую крепко сжимал обеими руками.
Стрелы полетели в четверых, короткие тяжелые кентаврские стрелы. Но еще в воздухе они превратились в мягкие веревки и бесславно упали в траву, не долетев до цели.
Мало этого — упавшие стрелы, ставшие веревками, вдруг зашипели, задымились с одного конца и начали гореть огненными комочками, которые быстро передвигались к другому концу стрелы, как бы пожирая ее.
Подобравшись же вплотную к бронзовым наконечникам стрел, бегущие огоньки мгновенно сливались с ними в едином оглушительном хлопке с разлетающимися искрами. И на лугу словно заплясали огненные блохи, окутанные клочьями голубого дыма.
Четверо стояли неподвижно, выставив перед собою блестящие изогнутые предметины, а необычайно возбужденные кентавры с громовым хохотом побросали строй и кинулись рассматривать вблизи скачущие огненные трескунчики.
Четвероногая пехота уже не обращала снимания ни на маячивших перед нею в строю томсло, ни на свирепую колотьбу дубиною командира, который словно с ума сошел. и крушил направо и налево, разбивая набалдашником кизиловой дубины хохочущие головы своих солдат.
Удивленные томсло наблюдали за кентаврской Быстрой смертью и не могли взять в толк, почему серемет лагай сопровождается столь бурным весельем, боковым дурашливым поскоком прыгающих кентавров, умирающих под ударами кизиловой балды с широко разинутой от смеха зубастой пастью.
И вот по знаку одного из томсло все четверо навели свои изогнутые предметы на прыгавших в