мазохистом, обожающим лезть куда не просят, ловя за это плюхи и тумаки, так оно совсем не так, как кажется.
Просто традиции дружбы на тихой нашей мати Украине извеку почитаемы, и нет на ней уз святее товарищества! Чем в полной мере и пользовался его городской приятель. Тот ещё хитросделанный тип, как вы, наверное, поняли…
Двери в заброшенный храм давным-давно были сорваны с петель и валялись у входа. Изнутри навстречу им прыснули летучие мыши, а из-под ног шмыгнули худые злобные крысы. Не то чтоб так уж и страшно, конечно, но оптимизму оно никому не добавляло, это точно.
– Шо це таке?
– А что? – не понял Николя, как всегда идущий первым, а также традиционно не обращающий внимания на мелочи.
– Лампадка горит. – Вакула ткнул пальцем через плечо друга.
В дальнем углу, у почти чёрного от копоти и грязи алтаря с распятием Христовым, действительно теплился робкий огонёк.
– Храм-то уж сколько лет заброшенный, так хто ж лампадку запалил? Ох, не ладно здесь, паныч. От гуторили же бабы на селе, шо тут нечисть всякая жуткая, а вы – брешут, брешут…
Николя укоризненно обернулся к приятелю, дабы потребовать подробнейших объяснений (когда, где, в какое время, при каких обстоятельствах он говорил «брешут»), но передумал. Просто покачал головой и пошёл прямо на свет лампады, собирая по пути крошечные огарки давно остывших свечей.
Вакула поступил так же, и уже через пару минут вся церковка была освещена двумя десятками свечей, зажжённых от лампадного огонька.
– Ну вот, теперь совсем другое дело! Жить можно!
– Тока чую я, шо недолго…
– Да ты, как мне сдаётся, труса празднуешь?!
– А в ухо?
Как вы понимаете, Вакула не хуже Николя поднаторел в библейском искусстве ответа вопросом на вопрос. Друзья ухмыльнулись друг другу и приступили к осмотру места.
Ведь что ни говори, а мужчины, они в любом возрасте дети. Ежели есть какая тайна или просто какой необъяснимый запрет, без дела никем зазря не возводимый, так ведь непременно сыщется пара ретивых хлопцев с шилом в заднице, что не даёт им сидеть со спокойствием на одном месте, а так и толкает в шею, ровно бес мелкий из-за левого плеча нашёптывает: поди, глянь, вдруг чё интересное, а?!
Да разве ж есть у народа русского и украинского, что, по сути, единое тело и душа, силы противостоять эдакому-то искушению. Вопрос безответный, ибо и так все всё про себя знают, так чего уж теперь…
– Ось бачьте, шо я сыскав! – Вакула толкнул носком смазанного дёгтем сапога серый череп с рожками. – Може, то бес поганый, а може, какое научное латинское прозвание для сей диковинки имеется?
– Бесиус вульгарис, – со знанием дела ответил Николя, приняв профессорскую позу, хотя меж лопаток его пробежал предательский холодок.
Пребывание в роли верхового коня под юной ведьмой не задело особых струн в его душе, разве что добавило ещё один камешек к огород доверия к женщинам. А вот явный череп бесовского существа – это вам не фунт изюму. Хотя одна находка, конечно, ничего не решает, а…
– Та тут их, як полюбовников у дьяконовой кумы! Шо не козак, так мимо ихней хаты не пройдёт, не вытянув по-журавлиному шею, шоб хоть одним глазком подсмотреть в оконце, как там хозяйка какую рубаху на новую переменяет… Ох и добрая баба!
– Ты тоже подсматривал?
– Я-то?! Ни! Упаси господи, та тю на вас! Да ни в одном глазу! Шоб я сдох! Шоб у вас за такие-то мысли… Тьфу, тьфу, тьфу, с нами крестная сила и духовная рать!
– Вакула, не истери.
– Я?! Чого? Та ни в жисть! Шо я, голых баб не бачив?!
– Погоди. – Николя остановил красного, как борщ, друга. – Это уже не просто череп, это более на мумию египетскую похоже.
– А шо це за зверь? Я ж тока про казни египетские у отца Кондрата слыхал, когда ему в притворе чёрта намалював. Ох и мерзкий был чёртяка! А отцу Кондрату з глузду почудилось, шо рожа у нечистого дюже на его свояченицу похожа…
– Но ты, конечно, не с неё писал.
– А с кого же ж?!
