Для чистоты эксперимента я еще пару раз двери закрыла и открыла. Ничего не изменилось.
– Мы для этого сюда и пришли, да? – с крайним сомнением смотрела на меня Николетта. – Это что, какая-то местная академическая забава? Открыла-закрыла, открыла-закрыла… Перезагрузка библиотеки?
– Давай внутрь зайдем, – хмуро пробормотала я.
Я уже едва не скрипела зубами. Похоже, Бонифаций опять чего-нибудь накурился и вообще забыл о нашей договоренности!
За столом у входа даже Даридадуса не оказалось. Свет падал только от открытых сейчас дверей в коридор, в остальном же громадный зал тонул во мраке. И ни звука.
Мы немного прошли вперед, и тут двери за нашей спиной громко захлопнулись. В полнейшей темноте Николетта уныло вздохнула:
– Это и есть твой сюрприз, да?
– Ну как сказать, вообще-то нет. – Я опасливо оглядывалась по сторонам, но в кромешной темноте все равно нельзя было что-либо разглядеть.
Световой огонек я не зажигала, избранная тоже. Но на меня просто вдруг накатил страх, что тут явно творится что-то не то, потому лучше лишний раз свое место пребывания не выдавать. Хотя если тут та самая кровожадная тьма, то и без света до нас доберется. А вот Николетте, по-моему, вообще было все равно. Идеальное сочетание здорового пофигизма и нездоровой апатии.
Я уже хотела предложить идти на выход, но тут вдруг впереди во тьме раздался невнятный шорох.
И без того буйное сегодня воображение мигом представило, что это ползет к нам раненый Бонифаций. Сейчас доползет и на последнем издыхании скажет что-нибудь эпическое, вроде: «Бегите, глупцы…»
– Ты слышала? – прошептала я, силясь вспомнить, в какой стороне выход.
– Ага, шуршит что-то.
И тут вдруг откуда-то сверху ударил луч света, очерчивая круг на полу. А в нем… Нет, сколько реальности не меняй, что-то да будет неизменным: в кругу света стоял Боня в костюме Элвиса. Не хватало только микрофона в руках. Впрочем, единорога это не смутило. Но не успел он и слова сказать, как рядом вдруг из-под пола вынырнул Даридадус в парадном фраке и торжественно произнес:
– Деньрожденческая песнь.
И Боня запел. То ли по-французски, то ли по-испански, то ли по-древне-эльфийско-бандерложски. Лично я и близко определить язык не смогла. Но пел Бонифаций, конечно, с чувством, с артистичностью и повальным обаянием. Вот только Николетта явно тормозила. Даже спросила у меня шепотом:
– А в том Ийрилихарском тортике никаких таких особых ингредиентов не было? А то происходящее как-то… ну-у… странно…
– У тебя сегодня день рождения вообще-то, – так же шепотом ответила я. – И тебя сейчас поздравляют.
– Да? – Она с крайним сомнением посмотрела на Бонифация, но все-таки, видимо, решила не занудствовать, даже улыбнулась.
Едва Боня закончил торжественную песнь, как мигом включился свет. И теперь уже были и шарики, и конфетти, и толпа неизвестного народа. Но все принялись Николетту радостно поздравлять. И хотя избранная явно не слишком-то понимала, что происходит, и на ее лице отчетливо читалось «Кто все эти люди?», но все же улыбалась. Как ни крути, но внимание ей было приятно.
А потом закрутилось празднование. И музыка, и танцы, и поздравления, и укуренные конкурсы. И вино. Очень много вина… Избранная веселилась уже вполне искренне, ну а я и подавно была в отличном настроении.
Примерно часа через полтора, пока окружающие вокруг скакали под музыку, Боня отвел меня за стеллажи и спросил:
– Слушай, подарок сейчас дарить будем или все же попозже?
– Да можно, наверное, и сейчас. Ты погоди тут, я сбегаю гляну, где сейчас Николетта.
Избранная лихо отплясывала в компании Даридадуса. И, на мой взгляд, вполне была готова получать подарки. Я поспешила назад к Боне.
Единорог, тем временем, вздумал перекурить. Сидел в кресле, вытянув задние копыта на лежащий перед ним увесистый мешок, и пускал дымные колечки.
– Можно дарить, – оповестила я. – Только что дарить-то будем?
