врагом рода? Мы, конечно, не пропадем, но время потеряем. И Ледаара придется забыть, смириться с тем, что где-то есть он… Где- то вне меня.
Слезы навернулись на глаза, я пнула телегу со всей силы, и перед глазами потемнело от боли. Выругавшись по-русски, я села прямо в траву и разрыдалась, не стесняясь ахать и всхлипывать – все равно никто не услышит.
Опомнилась я только, когда рядом что-то загрохотало. Вскинула голову и увидела перед собой Эда. Одной рукой он держал убитого кролика, вторую распрямил, и в траву падал прижатый к рубахе хворост.
– Ты чего, маленькая? – Он сел на корточки и заглянул в глаза, будто пытался найти там ответ.
– Ой, – пролепетала я и потупилась, чтобы волосы рассыпались по плечам и скрыли улыбку. – Как неловко, я не думала, что ты придешь… так скоро.
– Что случилось? – спросил он и положил руку на спину – я замерла и взмолилась, чтобы он подольше не убирал ее. А потом не сдержалась, прильнула к нему, уткнулась носом в рубашку на груди, жадно вдохнула родной запах.
На языке вертелось: «Ты меня не любишь», но пришлось сказать наивную банальность:
– Лучше бы я родилась дочерью трактирщика! Или управляющего. Все чего-то от меня хотят. Ненавидят за то, что я не делала, а делал прапрадед, портрета которого я даже не помню! Теперь муж мечтает запереть меня в подвале, чтоб править от моего имени…
– Они тебя любят, люди, – прошептал он, гладя по голове, как ребенка. – Они даже на войну за тебя пойдут. Мы доберемся до ордена Справедливости, и все у тебя получится. Мужа накажут. Одно только меня смущает: я знаю бэрра Ратона, он не настолько подл.
– Он чуть меня не прикончил без суда! Он думает, что я убила его бывшую жену, а это не так! И даже слушать не хочет, и мага этого убить хотел, чтоб не мешал.
– Странно. Мне казалось, я вижу людей насквозь.
Всхлипнув, я отстранилась:
– И что же ты видишь во мне? Порой кажется, что я сама себя не знаю.
Он коснулся моей щеки, поднял голову за подбородок, посмотрел как-то странно.
– Вижу хорошего человека. Напуганного, но стойкого, смелого и… Симпатичного.
Я широко улыбнулась и потрепала кролика, го-воря:
– Спасибо! Ты знаешь, как утешать девушек. И здорово, что у нас теперь будет мясо на ужин!
– По-хорошему, надо штуки три кролика, потому что когда проснется маг, ему так захочется есть, что за неимением пищи он отобедает нами. Ты видела, как пробуждается истощенный маг?
Я помотала головой, собрала рассыпанный хворост, сложила его вигвамом, принялась обкладывать ветками потолще. Внутрь вигвама сунула пучок сухой травы:
– Костер готов. Так как пробуждается истощенный маг?
– Примерно как медведь-шатун. Завтра увидишь. Только бы это не случилось ночью!
Пока Эд свежевал кролика, я вынула из мешочка огниво, чиркнула металлической полосой о кремень – сноп искр упал на сухую траву, она задымила. Сев на колени, я изо всех сил подула в будущий костер, и в клубах дыма затрепетал огонь, с треском перекинулся на хворост, выстрелил в небо хлопьями пепла. Я скрестила ноги, прямо на мешке разложила еду, облизнулась, уставившись на Эда, который нанизывал тушку кролика на вертел. Побросав в костер поленья, я побежала собирать землянику и малину, но спешно ретировалась, атакованная полчищем гнуса.
Прибежала к костру, села у ног Эда и принялась длинной палкой ворошить прогорающие поленья. Огонь недовольно потрескивал, плевался искрами, пытался перекинуться на мою палку.
– Странная ты, – сделал вывод наблюдающий за мной Эд. – Как ребенок. Но – очень мудрый ребенок. Говоришь странными словами, умеешь лечить и высекать огонь, не брезгуешь тяжелой работой и при этом всем не знаешь простейших вещей.
Я ответила, не глядя на него:
– Говорила же, что прошлое забыла, теперь меня каждый понемногу чему-то учит. В голове остались знания, они всплывают, если их освежить. Тело помнит танцы и музыку. Но той Вианты, которую все знали, больше нет, есть эта, другая, которая умеет ценить жизнь. Жаль, что мы начинаем ценить что-то, только когда понимаем, что можем это потерять.
Договорив, я прихлопнула на щеке комара. Эд вбил по разные стороны костра две палки в форме вилок и водрузил на них вертел с кроликом, сел в траву, касаясь рукой моей руки. Его близость сводила меня с ума, и я отодвинулась, подтянула ноги к животу.
– Женщины так не говорят, – вздохнул Эд. – О таких вещах не каждый мужчина осмелится сказать.
