кремлёвские стены и ждут оттуда перемен к лучшему.
– Ещё говорят, что есть в Кремле дружинник по имени Данила[6]. Настолько толковый, что сумел в бояре выбиться, а уж слухами о его подвигах вся Москва полнится. Вот бы ему нашим воеводой стать, – мечтательно зажмурился Степаныч.
– Так что мешает отправить посольство в Москву да призвать оттуда Данилу?
– Думаешь, туда легко попасть? – насупился он. – Отрезан Кремль от нас, а мы от него.
– Ладно, с этим мы разобрались, – сказал я. – Давай другой вопрос провентилируем. Скажи, Степаныч, а жизнь за МКАДом есть?
Забавно, что шутка из моего времени тут была как никогда актуальна, потому что в своих рассказах Степаныч не затрагивал ничего, кроме Москвы, будто и не осталось ничего больше.
– Есть-то она есть. Только ни мне, ни тебе за МКАД не пробраться.
– Почему? Мутанты сожрут? – предположил я.
– Барьер там поставлен невидимый. Никто с другой стороны к нам не прорвётся. Мы теперь вроде как под куполом живём, – туманно пояснил Степаныч.
Что-то вроде силового поля? Я такой технологии не припоминаю, может, в будущем придумали.
– И что, совсем-совсем не преодолеть?
– Есть такие, что могут через барьер пройти. Только для этого нужно особенные знания иметь.
– Ты, выходит, их не имеешь?
– Не имею, и, слава богу, – спокойно сказал Степаныч.
А вот это зря! Если вдруг станет жарко и понадобится уносить ноги – подобные знания, ой как пригодятся. Если это, конечно, не местный фольклор!
Степаныч счёл, что с нас на сегодня хватит и предложил отправляться на боковую. Он лёг на печку (греть старые кости на полатях), я растянулся на лавке, достаточно широкой, чтобы не мучиться всю ночь.
Глава 8
Обычно я сплю чутко. Привычка, вбитая в подкорку ещё в армии. Однако, когда проснулся, Степаныча уже в избе не было, и я не почувствовал, как он уходит. Ай-яй-яй! Непорядок! Такими темпами совсем форму потеряю. Немного поворчав на самого себя, занялся другими, не менее приоритетными вещами.
Первым делом убедился, что со мной ничего не произошло, и тело не принялось стареть стахановскими темпами. В избе нашлось маленькое круглое зеркало. Я с ним подошёл к свету и принялся оглядывать свою физиономию с разных ракурсов.
Видимых изменений не наблюдалось, чувствовал я себя идеально, прежняя лёгкость никуда не делась. Хорошо! Просто замечательно!
Навестив удобства и вдоволь поплескавшись холодной водицей из рукомойника, снова ощутил зверский голод. Степаныч на мне разорится!
Хозяин не заставил себя долго ждать, будто чувствовал обращённые к нему мысли. Появился на пороге с вязанкой дров, с грохотом скинул их у печки.
– Сейчас поснедаем, а потом буду тебя к делу пристраивать, – менторским тоном изрёк он.
Мне стало интересно, каким образом я стану отрабатывать хозяйские хлеб да соль. Кое-какие соображения уже были, но требовалось получить официальное подтверждение.
– К какому?
– А то не слышал, как я с мытарями говорил? – удивлённо захлопал глазами Степаныч.
– Про ученичество?
– Оно самое. Мне на погост скоро. Если сейчас ученика не возьму, потом поздно будет.
– Брось, Степаныч! Какой погост! Рано тебе! Ты ж у нас ещё ого-го! Хозяйку себе найдёшь, не всё ж в бобылях ходить…
– Мне другой не надо, – сказал, как отрезал, Степаныч. – А касательно погоста – я ж на него не стремлюсь. Просто жизнь штука такая: пролетит – не заметишь. Никогда не знаешь, что тебя впереди ждёт. Так что – пойдёшь в ученики, милчеловек?
– Пойду. Только побреюсь. Не люблю новую жизнь небритым начинать.
Учёба, как и обещал Степаныч, началась после завтрака. Он запряг Забияку.
– Далеко поедем?
– Часа через полтора будем на месте, – успокоил Степаныч.
