ночь. Вот что отбивали копыта.
В такт ударам в груди Ноэль пульсировала надежда на то, что Сафи будет ждать ее завтра на перекрестке. Что Ноэль никоим образом не подвергла Сафи опасности, направив ее к старому маяку. Импровизация не была ее сильной стороной – и это сообщение через Хабима тоже было непродуманным и поспешным.
Ноэль достигла ольховой рощи, остановила лошадь и соскользнула с седла. Поясница ныла. Она не ездила верхом неделями, а на такой скорости – месяцами. Она все еще чувствовала, как зубы стучат от галопа. Или, может быть, это был гул цикад в зарослях боярышника.
За поросшей кустарниками опушкой леса на мили растянулось поле. Трава и дикие цветы были Ноэль по пояс, а лошади по грудь, а солнечный свет превращал заросли в море мерцающих огоньков. Хотя казалось, будто Ноэль просто следует за звериной тропкой, вьющейся сквозь траву, она знала, что это было: тропа номаци. Теперь она двигалась медленнее, вокруг нее высоко и пронзительно гудели насекомые. Ноэль с осторожностью пыталась прочесть знаки своего племени.
Палка, воткнутая в землю, которую она заметила почти случайно, предупреждала об острозубом медвежьем капкане на ближайшем изгибе тропы.
Полянка «диких» вьюнков с западной стороны тропинки означала, что впереди ждет развилка: восточное ответвление приведет в туман ведьмы Яда, а другое – в поселок.
Знак за знаком Ноэль продвигалась вперед. И все это время она молилась о силе духа, чтобы та не покинула ее на пороге старого дома, и молилась, чтобы ловушки оказались достаточно мощными и задержали ведуна Крови.
Империя Далмотти позволила номаци жить так, как им угодно, до тех пор пока их кибитки остаются по меньшей мере в пяти милях за пределами любого города Далмотти. Но они по закону объявлены «животными». Если далмоттиец хотел избить или даже съесть номаци, то ему это не запретят и не накажут за это. Такое раньше случалось. Поэтому сказать, что поселок Миденци неласково встречал гостей, значило бы сильно преуменьшить опасность.
Но они не только стремились удержать подальше чужаков, они пытались сохранить собственный народ. Однако всякий, покидавший поселок, становился чужим, а оказаться чужим – этого номаци хотели меньше всего, даже Ноэль.
По крайней мере, она не хотела этого раньше. Но теперь она сама могла назвать себя чужачкой.
Когда наконец показались сигнальные дубы, маскирующие стены поселка, черные и зловещие в ночной темноте, Ноэль остановилась. Это был ее последний шанс бежать. Она могла бы развернуться и провести остаток своей жизни, никогда не увидев племя снова, хотя это могла оказаться очень короткая жизнь. Мгновение тянулось долго и мучительно медленно. Она чувствовала, как удары сердца отдавались эхом в ушах.
Ветер шуршал листьями и шевелил края ее юбок. Кобыла запрокинула голову. Затем начала перебирать ногами. Ей нужно было передохнуть. Поесть.
Луна поднималась на востоке, освещая Ноэль. Она спрятала свою косу под платком. Женщины номаци носили волосы не длиннее подбородка, а у Ноэль коса отросла до середины спины. Ей необходимо было скрыть это. И, хотя ее нос уже много лет был покрыт веснушками, кожа до сих пор была молочно-бледной.
Обычно Ноэль расстраивало, что она не такая смуглая, как Сафи, но сейчас это было более чем кстати. Женщины номаци старались сохранить свою кожу белой, как луна, которой они поклонялись.
– Назовись, – раздалось на гортанном номацийском. Враждебная стального оттенка Нить замелькала слева от Ноэль, а между деревьями можно было разглядеть смутные силуэты арбалетчиков.
Она покорно подняла руки, надеясь, что повязка на ее ладони не слишком заметна.
– Ноэль, – крикнула она, – Ноэль де Миденци.
Дубовые листья шуршали; ветви скрипели. Переливчатых Нитей под деревьями становилось все больше – охранники принялись совещаться.
Крик расколол ночное небо.
Вспорхнули две ласточки.
Крик повторился, и его, безусловно, издал человек, которого Ноэль знала. Девушке показалось, что она падает.
Стремительно падает со скалы, теряя свою отвагу по мере приближения к земле.
«Спокойствие, – закричала она про себя. – Спокойствие от кончиков пальцев на руках до самых пяток. Спокойствие!»
Но она не ощутила спокойствия, пока не раздался оглушительный скрип ворот. Послышались шаги, и женщина в черных одеждах ведьмы Нитей подбежала к ней.
– Ноэль! – воскликнула ее мать, раскинув объятия. Она ступила на траву, вышла на лунный свет, по лицу ее, копии лица Ноэль,
