взглянуть?
– Сочту за честь! – соврал я.
– Вот и договорились! – расцвел съёрд. – Постреляем?
Мы вышли во двор. Щит стоял на том же месте: слуги не стали его убирать. Принесли пистолеты. Оливер стал всаживать пули в кожаную мишень. Получалось хуже, чем в первый раз: сказывалось выпитое. Съёрд сердито шипел и ругался. Привлеченная выстрелами, явилась Бетти. Отдав Мирку мне, она забрала у отца двуствольник. Пистолет для нее оказался тяжел: первая пуля ушла в «молоко». Я подошел, взял ее ладошку в свою и показал, как подставить снизу ладонь левой. Бетти всадила пулю в мишень и заулыбалась.
– Приходите к нам чаще, Айвен! – предложила она любезно. – С черрой Мирандой, конечно. Она такая славная!
Сидевшая на моем плече Мирка довольно стрекотнула.
– Каждый раз она будет получать свежую печенку.
Мирка издала вопль, прыгнула Бетти на плечо и облизала ей нос. Рыженькая засмеялась и чмокнула горностайку в мордочку.
– Прошу за стол! – возгласил Оливер…
К себе я возвращался поздно. Ласка трусила легкой рысцой, сопела на моем плече Мирка, а я сжимал под мышкой книгу в кожаном переплете. Как заметил уже, рукописную. Это было единственным, что портило впечатление от визита. Теперь мне это читать… Бр-р-р!
Глава 9
В Оливере пропадал Монтень[4]. Я понял это, едва вчитавшись в его записки. Правитель Иорвика и его верховный судья, он вспоминал дела, которые ему довелось разбирать, службу при дворе короля и, отталкиваясь от того, что видел и слышал, рассуждал о политике, нравственности и устройстве общества. Причем, в отличие от неизвестного ему французского предшественника, не меланхолически, а взволнованно и страстно. Оливер не тянул на реформатора, из числа тех, чьи идеи опережают общественное развитие, но он близко принимал к сердцу происходящее в королевстве и ратовал за укрепление нравственности как средства для исправления общественных язв.
В Алитании царила абсолютная монархия. Парламента не было, политику вырабатывал узкий круг приближенных короля, который комплектовался по принципу знатности и монарших симпатий, что, как водится, на пользу не шло. Еще недавно феодал в Алитании был полным властителем своих земель, где творил, что хотел. Грабеж подданных, насилие и расправы над простолюдинами приобрели такой размах, что тридцать лет назад крестьяне восстали. Это произошло в правление Харольда III, или «короля Харри», как его звали в народе. К крестьянам присоединилась городская беднота, затем солдаты, перешедшие на сторону восставших со стрелковым оружием и артиллерией. Бунт перерос в гражданскую войну. Повстанцы захватывали и жгли замки, вырезали феодалов, вешали сборщиков податей и топили в выгребных ямах королевских чиновников. В конце концов их войско осадило столицу королевства Ним. Королю Харри, в ту пору юноше, хватило ума понять, что династия на краю гибели. Просветлению мозгов во многом способствовал разгром дворянского ополчения. Конницу благородных повстанцы встретили картечью из пушек, после чего уцелевших окружили и вырезали. Защищать трон стало некому. Полки регулярной армии были ненадежны: набранные из рекрутов, они в любой момент могли перейти на сторону инсургентов. Спасая трон, король издал ряд указов. Простолюдины получили свободу, правда, без земли. Феодалы утратили право на их жизнь и имущество. За убийство крестьянина дворян ждал суд – так же, как за насилие над простолюдинкой. Благородных могли посадить в тюрьму или подвергнуть штрафу. Иными стали экономические отношения. Отдав треть урожая феодалу (больше – запрещалось), две трети селянин оставлял себе. Этого хватало, чтобы не голодать. Простолюдин, если его не устраивал феодал, мог от него уйти.
Харри объявил амнистию и отменил рекрутские наборы. Полки стали комплектовать по найму. Отслужив пять лет, солдат мог уйти или остаться – по собственному выбору. Ему платили жалованье, сытно кормили и ежедневно давали торч. Желающие носить мундир нашлись. Лэнс как раз был из таких. Отслужив десять лет, он ушел к Оливеру, которому приглянулся бравый сержант.
Изданием указов король не ограничился. За преступления в отношении простолюдинов феодалов стали судить. Это привело к мятежам, но их давили. Солдаты делали это с большой охотой. Они помнили, кто издевался над ними, кто насиловал их жен и дочерей, поэтому мятежников не щадили. Дворянская вольница сошла на нет. Простолюдины обожали короля. Его славили
