Чтобы отказаться от него, мне потребовалась ночь, месяцы перед свадьбой и жестокие слова перед алтарем. Чтобы согласиться стать любовницей – несколько минут и одна-единственная мысль. Не скажу, что второе далось легче первого, но я не могу снова от него отказаться. Несмотря ни на что.
– Ни перед кем.
Я протянула Винсенту руку, и он мягко привлек меня к себе.
8
– Сколько можно кормить меня водицей! Этак я никогда не поднимусь.
Недовольный голос дедушки ничем не напоминал тот слабый шелест, который я слышала по приезде. Горничная в светло-сером форменном платье и накрахмаленном переднике едва успела отскочить в сторону, когда я резко распахнула дверь.
Служанка мышью шмыгнула из спальни, а я прошла в комнату и остановилась, не зная, куда деть руки. Солнечный свет расплескался по стенам и по ковру, рисуя причудливые картины с помощью теней, на зеркале играли блики. Дед же хмурился и молчал. Он сидел, опираясь на подушки, длинные седые волосы отброшены за спину. Бледный, но лицо больше не напоминало предсмертную восковую маску с заострившимися чертами. Я видела перед собой перенесшего тяжелую болезнь человека: измученного, но готового жить дальше. Меня затопила радость – всепоглощающая, светлая и естественная, как пробуждение ребенка утром в день своего рождения.
– Доброго дня, дедушка.
– Пока что он отнюдь не добрый, леди. Подите-ка сюда.
Я подошла, не переставая удивляться могуществу магии армалов: мало того что дед мог сидеть, в голос его вернулись командные нотки, а в движениях чувствовалась сила. Он уверенно указал мне на кресло, придвинутое к кровати. Сколько себя помню, в присутствии дедушки я всегда робела и чувствовала себя нашкодившей девчонкой. Сейчас ничего не изменилось.
– Что здесь делает герцог де Мортен?
От неожиданности я чуть не промахнулась мимо кресла, наткнулась на подлокотник и услышала, как хрустнул под юбками кринолин. Пришлось привстать и после этого медленно и степенно опуститься снова, как подобает настоящей леди.
– Он… приехал со мной.
– Что значит – с вами?! – Дед сдвинул брови и подался вперед, тяжело опираясь о покрывало.
Я молча хлопала глазами. Не ожидала я, что меня встретят допросом про Винсента, скорее уж упреками о том, что я не соизволила навестить до недавнего времени.
– Язык проглотили? – ядовито осведомился дед.
– Он узнал, что вы больны, и любезно согласился мне помочь.
Ничего лучше я не придумала.
– И давненько его любезности распространяются на вас?
В висках застучала кровь, щекам стало горячо.
– Луиза Лефер, – угрожающе низкий голос деда звенел от гнева. – Немедленно рассказывайте все как есть.
Я вздохнула. Повертелась в кресле – прежде чем стянуть перчатку, потом протянула руку ладонью вверх.
– Все началось с этого.
Лгать я не стала. Рассказывала о заклятии и о том, как прошла весь этот путь – от ненависти до простого и такого хрупкого счастья, а сама словно заново переживала каждый миг ссор и примирений. Мысль о том, что я не смогу вернуться в театр, больше не беспокоила. Да, я потеряла все свои роли – прошлые и будущие, зато обрела себя настоящую.
Дед слушал внимательно, иногда хмурился, но чаще просто потирал подбородок: обычно это означало, что он всерьез о чем-то задумался. Я искренне надеялась на то, что он меня поддержит, но даже случись иначе, от своих слов я не откажусь. И уж тем более я не откажусь от Винсента. Разве что он сам меня об этом попросит.
Когда я закончила, воцарилось молчание. Долгое, тягостное, из тех, что кажутся бесконечными и наводят на мысли о надвигающейся буре. Когда дед начинал бушевать, это и в самом деле напоминало ураган – его гнев сметал все на своем пути, поднимал в воздух тучи пыли предыдущих ссор и ошибок, с корнями выворачивал деревья спокойствия, а от реки уверенности в себе летели пенные брызги. Как ни странно, сейчас ничего такого не произошло.
Он долго разглядывал крохотную змею на ладони, а потом взял мою руку и слегка пожал. Какая теплая у него сейчас ладонь!
– Что ж, похоже ваше прошлое вас настигло, леди.
И все?
