становящаяся причиной драк с «порядочными» мужиками.
Отец привел ее к каменным воротам. Красные плети дикого винограда взбирались по белокаменным колоннам до самого верха. Там они рассыпались пышным веером, закрывая резную арку. Липы старого парка следили за ними, не забывая устилать осеннюю остывающую землю желтым мягким ковром. Ной сжал ладонь Нины между своих ладоней. Его руки оказались так горячи, что ей захотелось отнять ладонь. Но она не смогла этого сделать – таким крепким было его рукопожатие. Его темный, завораживающий взгляд, так похожий на взгляд Бегуна, пленил ее. Тогда она смогла увидеть Мать глазами Ноя. Странная картина! Крупная темноволосая женщина в камуфляжном костюме. Такую одежду всегда носили и она сама, и ее братья. Мать же, сколько помнила ее Нина, всегда и неизменно носила только платья. А теперь она видит на плече хорошо знакомой ей женщины широкий ремень снайперской винтовки. А вот и обмотанный зеленой тряпицей цилиндр глушителя выглядывает из-за ее левого плеча. На грудь женщины темными змеями сбегают две толстые косы. Глаза ее прозрачны, щеки обветрены, лоб испачкан сажей, но она улыбается. И эта улыбка делает женщину чужой, будто и вовсе незнакомой. Нет, ныне ее Мать улыбается совсем не так. Наверное, это та, давнишняя ее улыбка – яркое отражение нечаянных радостей времен долгой войны. За спиной женщины, в ременной переноске сучит ножками темноволосый младенец. Он грызет молодыми зубами яблоко. Круглые и ясные, будто наполненные родниковой водой блюдца, глаза его смотрят на Нину с цепкой внимательностью потомственного снайпера. Наверное, это ее старший брат, Мавр.
– Она все такая же, – тихо произносит Нина. – Только улыбается иначе. Да и дети ее изменились.
– Я знаю. Давай прощаться.
Нина встрепенулась. Проводник вышел из-за ствола вековой липы так обыденно, словно прятался там во время их беседы. Ной выпустил ее ладонь, и она протянула руку Проводнику.
– Ну что? Не прошла охота целоваться? – как же отвратительно проницательны эти голубые, всевидящие, всезнающие глаза. – Нас ждут братья Казбек и Эльбрус.
Его пальцы сомкнулись на запястье Нины. Замолкли звуки, исчезли запахи, настала темнота. Нина будто провалилась в сон.
Дмитрий Володихин
Майорская дочка
Жилин собрался с последней силой, подхватил рукой колодку, бежит к казакам, а сам себя не помнит, крестится и кричит:
– Братцы! братцы! братцы!
Глава 1
Выстрел
…под утро я все-таки заснул.
Мне уже было наплевать на то, что холодно, и на то, что узкие деревянные рейки впиваются в мое тело, да и на ледяную сырь, исходившую от стены. Ничей храп не мешал мне. Даже нервное бульканье в желудке объявило безобеденный перерыв.
Наверное, я проспал целый час. Или два, бог весть… Какое счастье! Правда, кончилось оно слишком быстро.
Разумеется, я знал, что в любой точке Ойкумены, где стоят войска Его Величества, гауптвахту будят в 6.00 по местному времени посредством звукового сигнала, каковой был мне до сих пор неизвестен, поскольку за всю прежнюю жизнь я ни разу не попадал на губу. Но этот душераздирающий дверной скрип, а также ответные вопли «твою мать!» и «какого хрена!» вряд ли могли им быть.
– Встать!
Нельзя сказать, чтобы мы выполнили команду с должным рвением.
– Смирно!
Четыре сонных офицера рефлекторно дернулись. Мы все еще спали, тело совершало необходимые действия без участия воли.
– Вольно.
Я скосил глаза на часы. Мерзавцы! Нам оставалось еще полчаса до подъема! Впрочем, армии без несправедливости не бывает. Конвоир пропустил начальника караула со знаками различия пехотного капитана. Вслед за ним вошел низенький плотный майор, круглолицый и сутуловатый. Ходил он как-то не по-армейски. Я хочу сказать, занятия строевой подготовкой майор давно и счастливо забыл. Его медвежья косолапь была на грани нарушения устава. Она вызывала неодобрительные взгляды пехотинцев. Так вышагивать может человек, решивший до дна вычерпать резервы военного вольномыслия. Как же он до майоров-то дослужился?
