служить себе, если как-то суметь их раздробить и запасти. Мефодий с его острым чувством недоверия, воспитанным многолетней службой у мрака, ощутил затаенную опасность. Варсус, видимо, еще нет. В упоении атакой, уже предчувствуя победу, он носился над поляной, не отрывая от губ свою дудочку и продолжая обстреливать стражей мрака все новыми маголодиями.
И тут с той же завораживающей гибкостью, плавной в начале всякого движения и взрывной в конце, Ловус и Аспурк отпрянули друг от друга и, прокрутившись, метнули в пастушка щиты. От первого щита Варсус уклонился. Второй же пронесся так близко, что, задев светлого стража острым краем, оставил на его груди длинную кровавую полосу. Должно быть, проносящийся щит зацепил и дарх, потому что Варсус дернулся от боли и, отброшенный, закувыркался в воздухе. Очередная маголодия, отделившаяся от его дудочки, зашипев, ушла в землю.
Варсус выровнялся и вновь поднес дудочку к губам, готовясь выпустить в оставшихся без защиты врагов убийственной силы маголодию.
– Нет! – крикнул Мефодий. – Улетай оттуда!
Пастушок обернулся. Пролетевшие мимо цели щиты возвращались. Причем почему-то с разных сторон. Страж света уклонился от них, лишь в последний момент осознав то, что Буслаев понял на три секунды раньше. ЩИТЫ АТАКОВАЛИ НЕ ВАРСУСА! Они неслись навстречу друг другу! Щит пламенеющий и щит ледяной столкнулись в полуметре от пастушка, одновременно высвободив те противоположные силы, которые до этого тщательно запасали. Сила маголодий обратилась против своего же хозяина.
Даже Мефодия, стоявшего довольно далеко, сшибло с ног. Волна жара прижала его к земле. Уже уткнувшись лицом в снег, он ощутил запах своих опаленных волос. Потом накатила вторая волна – и опаленные волосы Мефа покрылись коркой льда. Причем лед был не только на волосах. Снег, растаявший по всей поляне, застыл вновь, превратившись в лед такой гладкий и скользкий, что невозможно было подняться.
Освобождая волосы, Мефодий торопливо пустил в ход спату. После каждого удара он пытался подняться, но понимал, что все еще не может. Проще всего было бы обрезать примерзшую прядь, но Буслаев боялся, хотя и знал, что теперь волосы уже не кровоточат. С детства у него сохранился неописуемый ужас, возникавший всякий раз, когда он видел что-то острое у своих волос. Он хорошо помнил, как страшно закричала и упала в обморок мать, когда однажды маникюрными ножничками попыталась подровнять ему челку и оттуда вдруг брызнула кровь.
Приподнявшись на руках и немного оторвав от земли голову (его волосы все еще были в ледяном плену), Мефодий попытался нашарить взглядом Ловуса и Аспурка. Он не понимал, почему еще жив. Брошенная сулица давно должна была пришпилить его ко льду. Однако стражи мрака, похоже, находились в таком же положении, что и он. Мефодий сообразил, что в момент столкновения щитов и высвобождения атакующей магии находился дальше всех и, значит, Аспурку с Ловусом должно было достаться больше. Сшибленные с ног тем же ударом, они пытались подняться. Сулиц в руках у них тоже не было. Ближайшая торчала в земле шагах в десяти от Ловуса.
Наконец они поднялись и, после краткого совещания, разделились. Ловус заскользил по льду к Мефодию, раненый же Аспурк отправился добивать Варсуса. Пастушок, пострадавший больше других, лежал неподвижно. Перья его потемнели от копоти. Лицо было черным, брови и ресницы опалились. Аспурк, поскальзываясь и падая, тащился к нему по льду. Его правая рука повисла. Он не мог удерживать в ней совню и держал ее в левой, опираясь на нее, как на посох.
Аспурк был от Варсуса самое большее шагах в пяти и начинал уже прицеливаться совней, когда пастушок открыл глаза и с усилием встал. На его опаленных крыльях ломалось и звенело множество тончайших сосулек. Он стоял и, опираясь на гнущуюся рапиру, ждал Аспурка. Дудочки в его руках больше не было.
– Битва двух инвалидов! – прохрипел Аспурк и, тяжело взмахнув рукой, выбросил вперед совню.
Варсус ухитрился отразить ее рапирой. Однако, оказавшись без опоры, он не устоял и упал. Хотел подняться, но Аспурк толкнул его ногой в грудь и опрокинул на землю. Варсус лежал на спине и ворочался, как черепаха, пытаясь нашарить оброненную рапиру. Аспурк, тоже окровавленный, выглядевший не многим лучше Варсуса, левой рукой занес совню, чтобы разом покончить со стражем света, но отчего-то медлил.
– Это была безобразная битва… Резня какая-то… Своими маголодиями ты все нам испортил, – сказал он.
– Можем отложить, – с кривой улыбкой сказал Варсус.
– Нет, – покачал головой Аспурк. – Все закончится здесь и сейчас.
Наклонившись, он сорвал с шеи Варсуса крылья. Разглядывая их, стал медленно выпрямляться, но тут его взгляд привлекло что-то продолговатое и словно бы живое, бьющееся у светлого стража под одеждой. Аспурк потянулся к нему – и вскрикнул от боли. Звякнула натянувшаяся цепь. Страшное маленькое существо, рванувшись ему навстречу, до кости рассекло Аспурку ладонь. Тартарианец отшатнулся – и тотчас в него вонзилась рапира, которую Варсус нашарил за секунду до этого. Удар был нанесен снизу
