Любой из моей нидавеллирской родни бросил бы меня подыхать без всяких сомнений. В лучшем случае прикончили бы на месте, чтобы я не мучился, да и то вряд ли. Клинок грязной кровью испачкать не захотели бы.
Эрланд приподнялся и сел на диване.
– Да уж, туго тебе пришлось, – тяжело вздохнул Хайме. – Ты уж извини, что не сумели вырвать тебя из лап этого изверга Нидуда. В общем-то мы были уверены, что конунг прикончил тебя точно так же, как и свою дочь. О том, что ты выжил, нам стало известно уже гораздо позже.
– Я прошел хорошую школу ненависти, – вздохнул Эрланд. – Возможно, я стал бы закоренелым убийцей, не окажись на моем пути Виктор. Это просто удивительно, но я почему-то сразу поверил ему.
– Ничего удивительного в этом нет, – ответил Хайме. – Этот ребенок обладает поразительным даром располагать к себе людей, очаровывать их. Причем не какой-нибудь там магией. Все происходит как-то само собой. Он к этому не прикладывает ровным счетом никаких усилий.
– Ты называешь его ребенком? – удивился Эрланд. – Не обидно ли это для парня, который сам считает себя уже взрослым состоявшимся мужчиной и сильным воином?
– Пусть считает, – улыбнулся Хайме. – Это повышает его самооценку. Но для меня он был и остается ребенком. Ну, в глаза я ему так, конечно, не говорю, но ничего унизительного в этом слове тоже не вижу. Оно полностью отражает его сущность, его состояние души. Виктор покоряет всех своей честностью, открытостью и детской непосредственностью. Он доверчив, как ребенок, верит словам и клятвам. Казалось бы, это большой минус, но и его он непостижимым образом обращает в плюс. Он как бы открывает тебе дверь в свой собственный мир, чистый и прекрасный, и, если заглянул туда, уходить уже не хочется.
– Да, именно так со мной и произошло, – кивнул Эрланд. – Виктор стал для меня глотком чистого воздуха в этой отвратительной атмосфере всеобщей затхлости. Расскажи мне о нем, ведь ты знаешь его почти с младенчества.
– Виктор – истинное дитя двух миров, и от каждого из них он получил что-то свое. Иногда бывает так, что некоторых раздражает выделение из общей массы, проявление каких-то индивидуальных черт, несвойственных остальным. Напыщенному альвхеймскому двору он поначалу казался слишком живым и непоседливым. Его заразительный смех и непрекращающиеся детские забавы частенько вызывали у нашей аристократии раздражение. «Принц крови должен с детства уметь сдерживать себя!» – говорили они. Да, в окружении альвов он казался слишком уж земным, и этого некоторые из них не могли ему простить. Но в основном среди скептиков были те, кто наблюдал за Виктором лишь издали, ни разу не перемолвившись с мальчиком ни словом. Те же, кто имел возможность поговорить с ним хотя бы десять минут, сразу попадали под неотразимое очарование этого удивительного ребенка. Виктор не менялся в угоду прихотям двора, а сам менял свое окружение таким образом, что оно становилось ближе и роднее ему. Взять, к примеру, Миврану. Я просто диву даюсь, каким образом ему удалось превратить эту чопорную аристократку, сестру короля, в свою лучшую подружку и обожающую племянника до полного безумия образцовую тетушку!
– А тебя самого он тоже переделал? – улыбнувшись, спросил Эрланд.
– В чем-то – да. Пока он был совсем маленьким, я не очень обращал на него внимание. Ну, бегает себе мальчонка и пусть дальше бегает. Но потом Вёлунд попросил меня обучить его воинскому искусству. К любому заданию я всегда отношусь с большой ответственностью, с теми же намерениями подошел и к этому. Посмотрев на Виктора внимательнее, я сразу же решил, что мальчишка слишком расхлябанный, что ему нужна дисциплина, строгость и еще раз строгость. Поставив перед собой цель сделать из Виктора сурового воина-альва, я начал старательно вытравливать из него все земное, поскольку мне казалось, что именно оно сильно мешало ему приблизиться к тому идеалу, к которому я стремился. Как он вытерпел мою несусветную дурость, я не знаю, только однажды я, на счастье, обратил внимание, что мальчишка намного лучше понимает урок, если на него не орешь истошным голосом, а спокойно и доходчиво объясняешь. С этого момента мы стали продвигаться вперед такими невероятными темпами, что я даже сам диву давался, а его восторженный благодарный взгляд был лучшей для меня наградой. Да, я люблю моего брата, хотя и не привык проявлять свои чувства. Он необыкновенный. В нем каким-то причудливым образом сочетаются рассудительность взрослого и бесшабашность мальчишки, зрелость настоящего воина и внешняя беззащитность, сила мага и готовность использовать эту силу не в своих корыстных интересах, а на благо других.
В это время на галерее открылась дверь, и из нее, протирая глаза, сладко зевая и потягиваясь, вышел Виктор. Волосы у него спросонья торчали в разные стороны, правую щеку он отлежал. Он был босиком и в одних трусах. О том, что еще совсем недавно этот всклокоченный заспанный мальчишка сражался в смертельной схватке и вышел из нее победителем, говорили лишь многочисленные следы ранений, хорошо подлеченные магией, но все еще заметные на его обнаженном торсе.
– А вот и наш ребенок проснулся, – весело рассмеялся Хайме. – Ты только посмотри на это заспанное чудище! Ну разве я был не прав?!
