Которое их настроения отнюдь не улучшило – привычно попререкавшись друг с дружкой, наемники обратили скучающий взор на соседа по столу.
– А ты чего здесь расселся? – Один из бойцов придвинулся поближе к священнику и пихнул его локтем в бок. – Не видишь – стол занят? Люди отдохнуть пришли, а он сидит, чавкает!..
Тот поднял голову от своей краюшки и посмотрел на задиру таким растерянным взглядом, будто увидел его только сейчас.
– Чего зенки вылупил? – не отставал норманн. – Глухой, что ль? Дак я те щас в ухо двину – враз излечишься. Забирай, говорю, свои объедки да катись отсюда! Мы гулять будем!
– Простите, – голос у священника был тихий, бесцветный, как и он сам, – я не хотел помешать. Я сейчас уйду.
Он положил свой нехитрый завтрак на стол и потянулся за лежащей у лавки котомкой. Наемник переглянулся с остальными:
– Гляди-ка, мужики, эта цапля еще и говорить умеет?
– Дак потрындеть они все горазды, – дополнил кто-то из отряда. – Руки-то кривые, слышь! Только и доблести, что проповеди гнусить да лбом в землю биться…
– Думаешь? – прищурился заводила. – А вот щас и проверим!
Он протянул руку и смахнул на пол оставленную без присмотра краюшку. Та отлетела под лавку напротив. Священник, обернувшись, беспомощно моргнул – и полез доставать…
– Ну вот! А ты говорил – криворукий! Глянь, как он хваталками своими меж сапогов-то шурудит! Не иначе как решил еще каким огрызком разговеться?..
Норманны загоготали. Творимир набычился и сжал кулаки: сам не крещеный, он одинаково равнодушно относился к любым богам и их служителям, но здесь дело было не в вере. Семеро здоровых лбов гнобили безответного священника просто так, забавы ради. А издевательства над слабым воевода не терпел.
– Сидеть, – просвистел Ивар, заметив, как светлые глаза товарища наливаются кровью. – Сами разберутся. Бить его никто не будет, а касаемо насмешек… Сидеть, сказал! Мало тебе прошлого раза? Так тут не Шотландия, и свидетелей побольше будет!..
Русич заскрипел зубами. «Прошлый раз», о котором говорил советник, и вправду едва не стоил жизни им обоим. Тогда воевода вступился за какую-то девчушку, что прижали в темном углу пьяные дружинники одного из южных баронов. Случилось это близко к полнолунию и кончилось плохо: обидчики отправились к праотцам, а спасенная девица повредилась в уме. Повезло еще, что никто ничего не видел, а баронишка был из захудалых. Так-то оборотень и себя, и командира под топор бы подвел.
И сейчас Ивар дело говорит – нельзя встревать. Только хуже сделаешь. Ведь правда, позадираются да отстанут.
– Эх… – бессильно прошипел Творимир, отводя взгляд от веселящейся компании наемников.
Лорд дернул плечом:
– Да понятно, что свиньи. Но и священник, я смотрю, привычный? Странный он все-таки. Я не про кротость запредельную, а вообще. Что он здесь позабыл? У него же вроде как личный благодетель имеется?
Воевода неопределенно ухнул. Может, потому тут и сидит, что благодетеля обременять не хочет? Да и харчи в «Щербатой секире» небось дешевые…
– Идите к нам, отец Теодор! – услышал Творимир и поднял голову. Один из давешних замерзших иноземцев у жаровни в углу, скинув плащ, приветственно махал рукой монаху. – Идите, у нас место найдется! Докушаете спокойно. Что ж вы опять по холоду скитаться пойдете? А нам не в тягость, правда, друзья?
Его приятели, зябко кутаясь в плащи, кивнули. И подвинулись на лавке, освобождая место для еще одного человека. Губы священника тронула тихая улыбка:
– Благодарю…
– И на этих шутников деревенских не обижайтесь, – скорчив надменную мину, добавил сочувствующий. – Вечно они бузят, коли в мошне пусто! А там, почитай, круглый год ветер гуляет: кому такие-то репьи под боком нужны?..
Норманнский заводила зыркнул на наглеца мрачным взглядом:
– Пасть захлопни, подвывала! Договоришься когда-нибудь.
– И правда, Седрик, – негромко проронил отец Теодор. – Не ругайся, стыдно… Всяк свое понятие имеет. Не нам осуждать.
Он, опустив глаза, притулился возле жаровни, сдувая с краюшки прилипший сор.
Ивар улыбнулся другу:
– Ну вот видишь? Все устроилось, надо было просто подождать. Гнев, друже, плохой советчик.
Творимир не отозвался. Он с любопытством изучал взглядом неожиданного заступника: нескладного седого человека со впалыми щеками и красным носом. По внешности скорее англосакс, хотя с монахом он говорил на чистейшем гэльском. Пьяница, определенно.