терять, кроме собственной жизни, сможешь многое». И это так. Когда-то, в начале пути, я переживала, что могу погибнуть, и тогда Дамиан не дождется помощи. Сейчас же я в первую очередь помнила: если я выживу, то и Дамиан будет спасен. Во мне прибавилось здорового эгоизма, и это мне нравилось.
Дротики летели в свои цели, как одинокие смертоносные пчелы. Одни достигали разбойников, другие бездарно падали на землю. Нападавших было много. И вслед за дротиками в ход пошло другое оружие. Кузнечик теперь перезаряжал мне пистолеты, морщась, когда приходилось напрягаться. Я делала выстрел, кидала ему разряженный пистолет и брала новый. Но было страшно попасть в своих в этом мельтешении, потому я стреляла нечасто.
Несколько раз мне на глаза попадался капитан. Он встречался со мной взглядом и снова завязал в новой схватке. А потом я услышала крик Фаниса. Он отбивался, но на него наседали двое, а силы пожилого мужчины уже были не те. Я обернулась на Кузнечика, он как раз зарядил пистолеты заново. Он понял мой взгляд.
— Всевышний с вами, Ангел, — сказал мужчина, — я отобьюсь.
— Я быстро, — кивнула я и, схватив свою саблю, выскочила из повозки, забывая приказ капитана.
Успела. Скрестила саблю со вторым разбойником. Глаза нападавшего чуть округлились, затем послышался смешок, и он пошел в атаку. Эти две недели не прошли даром. После схватки в горах Вэйлр продолжал обучать меня — уже более серьезно, чем на корабле. И его «убита» были вызовом и призывом услышать желанное: «Молодец, мой Ангел». К тому же силы в моих руках за время всех наших странствий прибавилось, потому разбойника ждало неприятное открытие — щенок имеет зубы.
— Лейн!
Фанис попытался отвлечь на себя внимание моего противника, но его собственный наседал, потому погонщик был вынужден заняться своим спасением. Разбойник наступал, я отбивалась, пытаясь контратаковать. Не хватало опыта и мастерства. Плечо обожгло болью, и рукав окрасился кровью. Это только еще больше разозлило и подстегнуло. Звенела и скрежетала сталь клинков. Кажется, ко мне пробивался Вэй, потому что до меня долетело мое имя, мое настоящее имя. Мне некогда было смотреть по сторонам.
Разбойник махнул по ногам, я подскочила, перелетая лезвие, упала, но успела подставить саблю. Мужчина что-то сказал, я поднажала и оттолкнула его, вскакивая на ноги.
— Ада!
Не показалось. Я на мгновение отвернулась, отыскивая взглядом взъерошенного и перемазанного кровью капитана, и сабля разбойника наотмашь прошлась по моей груди.
— Нет! — рев капитана ошеломил меня.
Я изумленно смотрела, как расползаются разрезанные петли жилета, рубаха и ткань повязки на моей груди, не позволившие клинку добраться до тела. Моя грудь, освобожденная от ткани, колыхнулась, и разбойник издал изумленное восклицание. Он сдернул с лица черную ткань, и я успела увидеть на его щеке татуировку какого-то оскаленного животного. Мужчина выбил из моих рук саблю, пока я пыталась прикрыть то, что обнажилось после удара. Подхватил меня и запрыгнул на коня, стоявшего недалеко.
Вэй, отбившись от того, кто преградил ему путь, кинулся наперерез, но новый разбойник вынудил моего капитана снова поднять саблю.
— Ада!!! — его крик я услышала, когда всадник промчался мимо пиратов, не успевших понять происходившего, выскочил за пределы нашего лагеря и, что-то крикнув остальным, поскакал во тьму ночи, не позволяя мне вывернуться и скатиться на землю.
Я попыталась укусить его, но разбойник ударил меня по голове, и я потеряла сознание.
Когда я пришла в себя, на улице было уже светло. Скривившись, я положила на гудящую подобно большому церковному колоколу голову ладонь и тихо выругалась, вспоминая произошедшее. Меня украли, и, должно быть, сейчас я у похитителя. А если Вэй смог отбить меня? Вдруг он рядом, а я думаю, что нахожусь в плену? Я открыла глаза и порывисто села. Колокол в голове загудел невыносимо громко, и я со стоном упала обратно на кровать.
Кровать? Но с Вэем я могла бы находиться в повозке или на земле… Значит, меня все-таки украли. Паника начала пробиваться сквозь недомагание, но я стиснула зубы и заставила себя успокоиться. Дыхание постепенно выровнялось, головная боль стала тупой