Я испытывала и облегчение, что сегодня мне не предстоит встречаться с графом, и чувство вины, подозревая, что он покинул поместье из-за ночного разговора. Но еще примешивалась и тревога, потому что я неожиданно вспомнила слова о поединке. А если Онорат в отчаянии решился на этот шаг? Сердце перестало биться, казалось, в одно мгновение. Я остановилась и схватилась за грудь.
— О, Всевышний, — прошептала я, — не допусти.
Мне вдруг представилось, как граф бросает вызов Дамиану, и тот его принимает. Они сходятся и… Онорат убивает господина лейтенанта. Ноги и руки задрожали от этой мысли. Я всё гнала видение бледного лица господина Литина, вида крови на его груди, но добилась лишь того, что застонала и облокотилась о стену. Видение было до того страшным, что слезы потекли из моих глаз помимо воли.
— Мадемуазель, что с вами? — горничная трясла меня за плечо, но я не слышала, надрывно всхлипывая. — Сюда! — закричала она.
— Ада! — ко мне подбежала матушка. — Что случилось? У тебя болит что-то? Ты действительно нездорова?
Подошла графиня с нюхательной солью. От этого резкого запаха я очнулась и захлопала ресницами, непонимающе глядя на собравшихся вкруг меня людей. Усадив меня на стул, папенька покачал головой.
— С чего истерика, дитя? — спросил он.
— Голова болит, папенька, — солгала я и покраснела.
Впрочем, лицо мое и так пошло пятнами от слез, потому мой стыд никто не заметил. Матушка проводила меня обратно в комнату и уложила. Она присела на край постели и задумчиво посмотрела на меня. Я закрыла глаза, чтобы спрятать смятение, — уж больно был проницательным взгляд матушки.
— Что у вас с графом произошло? — строго спросила мадам Ламбер. — Он приходил к тебе ночью? Прикасался? Или… — она прикрыла рот ладонью, стремительно побледнев. — Он… Ада, он тебя…
— Нет! — вскрикнула я, вскакивая. — Ничего подобного, матушка!
— Но тогда, — матушка заметно успокоилась, — что это была за истерика? Дамиан? Ты тоскуешь о господине королевском лейтенанте?
— Матушка, о чем вы?! — вознегодовала я. — Я ни о ком не тоскую, оставьте ваши намеки.
На устах мадам Ламбер появилась лукавая улыбка. Она прищурилась и покачала головой.
— Твой недуг легко лечится, дитя мое, — подмигнула матушка и покинула комнату. — С Адой все в порядке, — услышала я ее голос. — Констанс, нам эти недомогания хорошо знакомы.
— Ах, вот в чем дело, — в голосе графини, находившейся за дверью, я услышала облегчение и улыбку. — Тогда мы можем оставить девушку дома, а сами отправимся на реку.
Я отчаянно покраснела, когда поняла, что они говорят о женских недомоганиях. Ох, матушка… Иногда изобретательность мадам Ламбер меня изрядно коробила. Однако возмущение матушкиной выдумкой меня отвлекло от нехороших мыслей, и я, когда мои родители с графинею покинули дом, позвала горничную. Она принесла завтрак, до которого я так и не добралась, в комнату. Пока горничная отсутствовала, я сходила в графскую библиотеку, выбрала себе книгу и с удобствами расположилась в отведенной мне комнате.
Ближе к обеду я выбралась на террасу. Заняла плетеное кресло-качалку и продолжила чтение. Так я проводила время, пока не вернулись чета Ламбер и графиня Набарро. Они порадовались, что мне стало лучше, чем всколыхнули прежние тревоги, от которых я вовсе сумела переключиться на мир древних богов и героев, описанных в книге. Мы пообедали и, к моей вящей радости, стали собираться в Льено. Обратно я ехала в карете, а на Стремительном скакал папенька.
Дамы вновь вели беседу, в которую я не спешила вмешиваться. Мои мысли витали далеко отсюда, тревога разбередила сердце, и было страшно услышать о трагедии. Пугало меня и то, что мог пострадать Онорат от своей горячности. Уж больно его лихорадило ночью. Граф выглядел скорей как помешанный. Вновь чувство вины кольнуло сердце, но я отогнала его, сердясь на себя и свою совестливость.
Графиня несколько раз пыталась разговорить меня, но матушка была настороже и отвлекала ее, когда видела, что я не настроена на беседу. И все же я искренне поблагодарила женщину, когда экипаж подъехал к нашему дому, за заботу и гостеприимство. Она улыбнулась и сказала, что будет рада снова видеть нас. На этом мы и расстались.
— Наконец-то дома! — воскликнула матушка, откидывая шляпку. — Однако права народная мудрость — в родных стенах дышится легче.
— А мне все понравилось, — ответил папенька и удалился в свои комнаты.
