Доране…
Я закрыла дверь и разговора дальше не слышала. А ночью опять смотрела на окно, даже открыла его, но побоялась покинуть комнату, памятуя об утреннем переполохе. Не знаю, что я чувствовала, засыпая, — наверное, надежду, — но мой ночной гость меня так и не навестил, как не пытался увидеться за весь прошедший день. Не прислал ни записки, ни письма, ни нового шифра.
— Это хороший знак, — уговаривала я себя утром. — Так и должно быть. Он разумный человек и внял мне.
Но ненужное разочарование не покидало. Это злило, и я ворчала полдня на всех, включая матушку. Лишь к обеду мне удалось взять себя в руки, и гостей я встречала с каменным спокойствием на лице и вежливой улыбкой. Приехала и матушка Онората. Графиня с интересом осмотрела наш дом, похвалив его, и с явным любопытством наблюдала за нашими порядками. В высшем свете таких посиделок перед свадьбой не устраивали.
Дамы прибывали, они целовали матушку и меня, вручали подарки, которые тут же забирала Лили, и проходили в гостиную. Встретив последнюю гостью, мы с матушкой и графиней, оставшейся с нами, направились к гостям.
— Ада, ты просто прелестна, — наперебой хвалили меня дамы.
— А какая будешь хозяйка!
— Этот аристократ отхватил лакомую ягодку…
— Ох, и жаркую ночку он тебе устроит…
Это все входило в традицию, и я продолжала улыбаться, кивая, иногда даже посмеиваясь, но неизменно смущаясь, чем и пользовалась, чтобы спрятать глаза и покусанные едва не в кровь губы. Графиня Набарро не участвовала в этих шутках, но слушала с интересом, искренне веселясь. Матушка отвечала за меня — кажется, развлекаясь даже больше приглашенных дам.
Потом был обед, бесконечные разговоры о тех, кого не было на нашем приеме, о моде и о мужчинах. О них тоже полагалось говорить, чтобы девушка успела узнать, какие они еще бывают, кроме ее будущего мужа. Это бесконечное проживание чужих жизней окончательно вымотало меня, и петь для гостей я оказалась не в силах. И вновь меня выручила матушка, тем более ее голос был несравнимо лучше моего. А потом они пели дуэтом с графиней, снискав всеобщее восхищение.
После дамы удумали играть в шарады, затем в фанты, после обсуждали роман, который в начале лета у меня отнимала матушка. Мне казалось, что прием никогда не закончится. Уже давно стемнело, а нас покинули всего несколько гостей. Наверное, и папенька уже скоро должен был вернуться. Мэтр Ламбер сказал, что в этом «курятнике» ему не место, потому он найдет себе более интересное занятие, чем сидеть за закрытыми дверями.
Я уже начала прятать зевки, когда дамы засобирались. Мы с матушкой вышли проводить их на улицу. Наши гостьи благодарили за чудный день, вновь желали мне счастья и расходились по экипажам. Дольше всех задержалась графиня Набарро. Она взяла меня за руки и тепло улыбнулась:
— Я рада, что мой сын не послушался меня и настоял на своем решении. Вы чудесная девушка, Ада, и я буду счастлива завтра прижать вас к груди как свою дочь.
— Благодарю, ваша светлость, для меня честь стать вам дочерью, — пролепетала я, не решаясь взглянуть ей в глаза.
Наконец, распрощавшись со мной и с матушкой, графиня села в карету.
— Хорошо-о, — блаженно потянулась матушка. — Теплый вечер, звезды такие ясные, романтика. Только папенька твой где-то загулял. Ох, уж я и устрою ему, гуляке усатому.
Я улыбнулась и хотела вернуться в дом, когда услышала, как недалеко мяукнул котенок. Мадам Ламбер всплеснула руками.
— Ах, какой хорошенький, — пропела она. — Подожди, маленький, я тебе поесть вынесу.
Она ушла в дом, а я присела на корточки и позвала милого зверька. Он прижался к ограде нашего особняка и жалобно мяукал.
— Глупенький, — улыбнулась я и направилась к нему.
Котенок мяукал и смотрел на меня испуганными глазами, но подходить не решался. Нагнувшись, я подняла его и прижала к груди. Котенок вцепился в меня лапками. Я негромко рассмеялась, пытаясь удержать его, потому что испуганное животное полезло мне на шею. Позади остановился экипаж, кто-то открыл дверцу — и я развернулась, спеша приветствовать папеньку.
— Я поймал тебя, бабочка, — донеслось до моего слуха, и меня утянули в карету.
Экипаж сорвался с места.
