Совет и не признавал такие союзы.
– Ты знаешь, что я имею в виду.
– Она жила одна, – ответил он. – Там было несколько уродов, которые кричали, что им лучше знать, что ей нужно.
Мы крайне редко видели Омег прежде, не говоря уж о том, чтобы находиться с ними так близко. Маленького Оскара соседи отослали сразу, как только отняли от груди и сделали клеймо. Иногда странствующие Омеги проходили мимо, но редко останавливались дольше чем на ночь, разбивая лагерь в низовье за деревней. Они шли в надежде попытать счастья в каком-нибудь крупном поселении Омег на юге. В неурожайные годы некоторые Омеги, бросив выделенный им клочок бесплодной земли, держали путь в один из приютов на окраине Виндхэма. И-за роковой связи между близнецами Совет пошел на своего рода уступку, открыв несколько приютов для Омег. Им не могли позволить умереть с голоду и забрать на тот свет своего близнеца Альфу. Поэтому близ крупных городов работали приюты, где Омеги могли получить кров и еду. Впрочем, совсем немногие Омеги отправлялись туда охотно, хоть приюты и считались последней надеждой для голодных и страждущих. По сути, приюты являлись работными домами, и тот, кто принимал помощь, должен был отплатить за щедрость Совета трудом. Они работали на фермах при приютах до тех пор, пока Совет не решит, что долг уплачен. Мало кто решался пожертвовать свободой за еду, пусть и три раза в день. Как-то раз мы с мамой относили объедки кучке Омег, остановившихся неподалеку на ночь по пути к приюту рядом с Виндхэмом. Уже стемнело, один из них поднялся от костра и принял мамин сверток в полном молчании, указывая при этом на горло и давая понять, что он нем. Я старалась не смотреть на клеймо в середине лба. Меня поразила его худоба – самым широким местом в его ногах были колени, а на пальцах – костяшки. Казалось, скелет обтягивала одна только кожа. Я подумала, что мы можем немного посидеть у костра вместе с путниками, но мамины глаза выказывали настороженность, даже бо?льшую, чем читалась во взгляде этого Омеги. За его спиной виднелась группа из нескольких человек, сидящих вокруг горящего пламени. Я не могла понять, что было истинным изъяном их тел, а что – причудливой игрой теней и бликов, отбрасываемых огнем. Удалось рассмотреть лишь одного человека – он, склонившись, тыкал в огонь палкой, зажатой меж двух обрубков рук. Глядя на этих тощих, запуганных и изможденных людей, приютившихся у костра, никак не верилось, что где-то существует Ополчение Омег, о котором тайком перешептывались, или Остров – цитадель ополченцев. Как могли они, такие немощные, мечтать о свержении власти Совета с его многотысячной армией солдат? Все Омеги, которых я встречала, были бедны и изувечены. Кроме того, они, как и все мы, наверняка слышали историю о том, что случилось около века назад или чуть раньше, когда на востоке вспыхнуло восстание Омег. Конечно, Совет не мог просто взять и всех истребить, не убив при этом их близнецов, но, по слухам, то, что сделали с мятежниками, оказалось еще хуже. Пленных Омег подвергли столь ужасным пыткам, что их близнецы Альфы даже за сотню миль падали со страшным криком наземь. Самих мятежников больше никогда не видели, но их близнецы продолжали страдать от необъяснимых болей в течение долгих лет. Подавив восстание, Совет полностью спалил восточную часть. Они выжгли все поселения в тех краях, даже те, что не были причастны к восстанию. Солдаты уничтожили посевы и дома, хотя восточная сторона и так находилась на границе с мертвой землей – самым жутким местом, рядом с которым Альфы ни за что не стали бы жить. Смертоносный огонь не оставил ничего, кроме черного пепелища, и вся местность казалась теперь продолжением Мертвой Земли.
Я вспоминала те истории, пока разглядывала группку Омег, их неуклюжие тела, склонившиеся над объедками, что принесла моя мать. К своему стыду, я испытала облегчение, когда она взяла меня за руку и спешно повела назад в деревню. Образ немого Омеги, который не осмелился даже взглянуть на нас, когда брал сверток с едой, еще две недели стоял у меня перед глазами.
Сестра моего отца не была немой. В течение трех дней Алиса стонала, кричала и сыпала проклятьями. Сладковатый зловонный запах ее дыхания пропитал сарай, а потом и дом, когда папе стало хуже. Травы, которые мама бросала в огонь, не могли перебить его. Пока мама ухаживала за папой в доме, мы с Заком по очереди присматривали за Алисой, хотя по негласной договоренности большую часть времени мы сидели вместе, а не поодиночке.
Однажды утром, когда приступ кашля заглушил проклятья Алисы, Зак тихо спросил у нее:
– Что с тобой?
Она устремила на него прямой и ясный взгляд.
– У меня жар, как и у твоего отца.
Зак нахмурился.
– Не сейчас, а вообще. Что с тобой не так?
Алиса расхохоталась, закашлялась и потом снова захохотала. Подозвав нас поближе, она откинула влажную от пота простынь. Ночная сорочка спускалась едва ниже колен. Мы уставились на ее ноги с любопытством и отвращением. Сначала я вообще не видела никаких отличий: ноги были худыми, но сильными. Ноги как ноги, ничего особенного. Я слышала истории об одном Омеге, чьи ногти росли как чешуя по всему телу, но ногти Алисы были не только на месте, но оказались чистыми и аккуратно