Дарэм попытался пройти в неё, держа Римана головой вперёд.
Голова исчезла, стоило ей пересечь плоскость дверного проёма. Дарэм вскрикнул от потрясения и шагнул обратно: декапитация тут же сменилась рекапитацией. Мария нагнала их, когда Дарэм уже повернулся и пытался войти в дверь, волоча Римана за собой. Проходившая в двери часть тела Римана вновь исчезала, а когда пропали подмышки, под которые Дарэм его держал, остаток тела грохнулся на пол. Мария сунулась в дверь и увидела целёхонького Римана, лежавшего на пороге.
Они не могли его спасти. Этот мир впускал их и выпускал на своих условиях, но для самого Римана созданный ими выход был ничто, пустая деревянная рама.
Перешагнув тело, Мария вернулась в Элизиум. Дверь отступала, плечи Римана показались снова. Дарэм, всхлипывая от расстройства, протащил спящего около метра, а затем невидимая голова, должно быть, ударилась о невидимую стену, и тело перестало двигаться.
Дарэм вышел в Элизиум в тот самый момент, когда дверь стала непрозрачной. Секунду спустя они увидели наружную стену дома. Слипание – или разделение – ускорялось, пока дверной проём летел по воздуху над садом; потом вся сцена была окружена тьмой, словно моделька в стеклянном пресс-папье, и уплыла в пространство.
Мария смотрела, как исчезает пузырёк света, как формы внутри текут, переплавляясь во что-то новое, слишком отдалённое, чтобы расшифровать.
– Я этого не понимаю, но то, что ламбертиане делают с нами, – не просто хаотичное разрушение… не только уничтожение правил ТНЦ. Этот мирок
– Я так не думаю, – невыразительно ответил Дарэм. Он стоял, согнувшись, возле двери, придавленный поражением.
Мария тронула его за плечо. Дарэм высвободился.
– Лучше вам поспешить с запуском, – сказал он. – Остальные элизиане из семени удалены, но всё остальное, вся инфраструктура, на месте. Пользуйтесь.
–
– Заведите детей, если захочется. Это легко, все утилиты в центральной библиотеке.
– А вы что? Сделаете то же самое?
– Нет, – Дарэм поднял на неё глаза и угрюмо продолжил: – С меня хватит. Двадцать пять жизней. Я думал, что наконец нашёл твёрдую почву, но теперь она рассыпалась на иллюзии и противоречия. Я убью себя, перед тем как всё окончательно развалится. Это будет смерть на моих условиях, ничего не оставляющая для новой перестановки.
Мария не знала, что ответить. Она прошла к окну-интерфейсу – оценить, что ещё функционирует. Немного погодя сказала:
– Программа слежения за «Автоверсумом» больше не работает, и инфоцентр давно сдох, зато в копии центральной библиотеки, которую вы создали для семени, в последние минуты появились какие-то итоговые данные. – Она покопалась в установленных Репетто системах анализа и перевода.
Дарэм подошёл и встал рядом. Указал на подсвеченную иконку – стилизованный рой ламбертиан.
– Активируйте, – произнёс он.
Вместе они прочли результат анализа. Одна из команд ламбертиан отыскала набор уравнений поля, не связанных с «Автоверсумом» и клеточными автоматами, зато имеющих тридцать два устойчивых решения. По одному на каждый из атомов. При достаточно высоких температурах эти же уравнения предсказывали спонтанную генерацию вещества точно в пропорции, необходимой для первичного облака.
Танец был оценён как успешный. Теория набирала силу.
Мария разрывалась между негодованием и гордостью.
– Очень умно! Только как они теперь когда-нибудь
Дарэма это, кажется, слегка позабавило, хоть и не позволило одолеть общее уныние.
– Они прилетели в космическом корабле, так? Вероятно, их прислали инопланетяне в качестве эмиссаров. Там должны быть другие звёзды, укрытые подходящим пылевым облаком.
– С какой стати инопланетяне попытались бы поведать ламбертианам о клеточных ТНЦ-автоматах?
– Может, они сами в это верили. Может, они открыли правила «Автоверсума»… Но, поскольку всё равно не могли объяснить происхождения элементов, решили погрузить всё в более крупную систему, ещё один клеточный автомат, с бессмертными существами в комплекте, которые создали «Автоверсум», первичное облако и остальное. Но ламбертиане их поправят, в такой
