которого вовсю полыхало пламя.
Джеб глянул по сторонам. Одно из двенадцати орудий уже подбито. Стоп. Ошибочка. Вон только что ядро срикошетило от ствола другой пушки, напрочь развалив лафет. Странно, однако никто из обслуги не пострадал. Но пушке, скорее всего, конец. Вряд ли обошлось без трещин или деформаций. К тому же орудия сейчас горячие.
Ого. А вот и граф Вьекес. Джеб поспешил убраться прочь, чтобы тот его не заметил. Мало ли… Память на лица у всех разная, но вдруг именно у графа она отличная, и его не смогут обмануть никакие повязки. Да и вообще, пора убираться отсюда. А то, что граф сейчас в форте, даже к лучшему. Даст Бог, прихлопнет его тут, словно муху.
– Ну как? – встретил его взволнованный Крыс.
– Порядок. А у тебя?
– Раненые в повозке, можем ехать.
– Вот и поехали, от греха подальше…
– Как вы себя чувствуете?
– А? Что?
Адам в недоумении поднял глаза на склонившуюся над ним женщину в белом платке с косым красным крестом. Чем-то похоже на монашку, но это не монашки. Сестры милосердия. С их сводным батальоном отправилось десятка два сестер при четырех повозках.
– На вас кровь. Вы ранены?
– А? А-а й-а-а н-не зн-найу.
– Нормально с ним все, сестричка. Не видишь. Это не его кровь. Просто ошалел малость. Займись лучше другими.
При звуке этого голоса Адам невольно встрепенулся и потянулся к ножу. Но того на привычном месте не оказалось. Тогда он попытался найти саблю, но наткнулся только на пустые ножны. Нервно сглотнув и прохрипев что-то нечленораздельное, он отполз назад, быстро перебирая ногами и руками, и наконец вскочил на ноги, осматриваясь в поисках хоть какого-то оружия.
– Тихо, мужик. Тихо. Все уже кончилось, – примирительно выставив перед собой руки, умиротворяюще произнес тот самый егерь, что с такой легкостью рубил своих же братьев ирландцев.
– Т-ты… Йа…
– Успокойся, говорю. Адам? Тебя же Адам зовут.
– Д-да-а.
– Вот и ладно. Держи. Хлебни малость.
С этими словами он отстегнул от своего пояса медную флягу и протянул фермеру. Тот, пока еще мало соображая, принял подношение и сделал большой глоток. Один. Другой, третий. И только тут он почувствовал обжигающий вкус крепкого рома и огненный поток, прокатившийся по горлу и взорвавшийся в желудке. Он оторвался от фляги, но стоило только вдохнуть, как тут же зашелся сильным кашлем, едва не вывернувшим его наизнанку.
Но зато голова сразу же прояснилась. Словно какая-то пелена упала. Он стал лучше видеть и слышать. Бой? Бой все еще идет. Вот только с его ушами что-то творится неладное. Он четко слышит разговоры, слышит, как к нему обращается этот егерь, различает стоны и стенания раненых. Вот кто-то вопит о пощаде, и его крик обрывается хрипом. А выстрелы пушек слышатся как-то неестественно тихо. И много выстрелов. Какая-то сплошная канонада. У них не было столько пушек.
– Очнулся, дружище? Э-э, флягу нормально держи, нечего лить ром в песок. И вообще, отдай ее! – Егерь вырвал свою флягу из рук Адама и, приложившись к ней разок, вернул на пояс. – А ты ничего, Адам. Крепкий мужик. Дурной, правда, но боец знатный. Скольких положил-то, помнишь?
– Н-нет.
– Ясно. Поди, и сам не веришь в то, что такой храбрец?
– А ты? Ты скольких?
– Пиратов двоих приласкал. С тобой не сравниться. Когда я тебя в последний раз видел, ты уже с третьим катался, и коль скоро остался жив, значит, он на небесах.
– Я еще одного застрелил, – непроизвольно поправил егеря Адам.
– О! Значит, четверо как минимум.
– А наших ты скольких…
– А-а, вот ты о чем. А без разницы это, Адам. Если бы мы, егеря, не сделали то, что сделали, то побежали бы все. И все бы полегли. И ты это знаешь, потому что сам чуть не побежал. Одна паршивая овца все стадо портит, Адам. Вот так-то!
