будь я даже отставным генералом, какая разница? Близких у меня никого… не считать же таковыми казанскую тётушку Ираиду Власовну с дядюшкой Парфёном Петровичем… почти пятнадцать лет их не видел, да и не больно хочется. Пожалуй, дядя Яник хоть и дальняя родня, но как-то поближе будет.
Хотя если и на это взглянуть с холодным вниманием, то не сам по себе нужен я ему, а для Иных целей. Семья? Не мой это удел, не стану я жениться на человеческой женщине. Что хорошего – всю жизнь от неё таить подлинную свою суть, а потом и разлучиться навечно… и с нею, и с детьми, и с внуками! Зачем порождать семена такой боли?
Что же до Иных, то и тут я никому не нужен. Александр Кузьмич разве что по-отечески ко мне относился, да нет уже его, развеян по Сумраку. Что же до остальных столичных, то едва ноги от них унёс. В Твери же, кроме дядюшки, и поговорить-то из наших Тёмных не с кем. Смешное дело, Светлый Костя мне как собеседник занятнее, чем Тёмный Пётр Иванович. Что же до Онуфрия и Егорыча, эти, перворанговые, задирают нос и с магами послабее знаться не намерены. Лука Панкратович – тот не чванлив, но с ним скучно, как с вяленым окунем. Вот и выходит, что никому я не сдался – ни людям, ни Иным, но жить одному скука смертная. А впереди, быть может, века… серые, как эти закопчённые стены.
Тоска моя, однако же, длилась недолго.
Голос я узнал даже раньше, чем, обернувшись, увидел его обладателя. Капитан Бортников стоял в трёх саженях от меня, поверх камзола – белый суконный плащ, парика нет – и за те два года, что мы не виделись, в чёрных волосах его изрядно добавилось седины.
– Андрюша? Полынский? – ахнул он. – Как ты здесь оказался?
– А ты, Николай Аристархович, какими судьбами в этой дыре? – улыбнулся я растерянно.
– Невесёлыми судьбами, – сморщился он. – Ну об этом успеется. Ты что же, остановился здесь? Коли так, пойдём к тебе, побеседуем. Тут уж больно воздух нехорош. Егор! – повернулся он к Холстинину, – вели принести нам графинчик, ну и всё остальное.
Глава 8
Пришлось мне изложить легенду про архангельскую невесту рассказать подробности, вплоть до внешности – я, не мудрствуя лукаво, описал ему Анюту. История эта явно заинтересовала Бортникова. Он и сочувствовал мне, и завидовал.
– Дело хорошее. – Николай Аристархович, не дождавшись меня, энергично опрокинул вторую стопку. – Но смотри, не угоди под каблук. Знаю я, как сие случается. Был человек, и почитай что нет, осталась бабья игрушка. И товарищей забыл, и службу, и себя самого. Взглянуть противно.
– Со мной-то понятно, – перешёл я к самому главному вопросу, – а вот тебя, брат, уж никак не ожидал я здесь встретить. Почему не в полку?
Бортников скривился, точно зуб у него пронзило болью. Налил себе третью и немедленно выпил, не обратив даже внимания, что моя стопка пуста.
– Что до меня, – поведал он наконец, – то в здешней дыре уже полгода обретаюсь. Девятого дня июля сего года высочайшим указом определено из гвардии меня отчислить и перевести сюда, армейским майором, начальствовать над местной воинской командой. Видишь, Андрюша, какое понижение! И хотя, как оба мы знаем, приказы не обсуждаются, а история вышла скверная.
– За какую же вину тебя так, Николай Аристархович? – охнул я, разглядывая цветок его души. Там преобладала тёмно-вишнёвая обида, немало плескалось рыжей горечи, алыми всполохами вздымался гнев, и всё это на фоне бирюзового недоумения. А ещё густо-изумрудная радость – надо полагать, от того, что меня встретил. Правда, цвет был с какой-то серой грязнотцой, и я даже догадывался отчего. Неужели до сих пор ему передо мной стыдно? За что? Он ведь из всех офицеров мягче всех ко мне отнёсся, когда случилась та мерзкая история, а что озвучил общее мнение – так спасибо, что он, а не майор Леонтьев. Тот никогда в выражениях не стеснялся.
– То-то и дело, что ни за какую вину! – Стопки на столе подпрыгнули от удара капитанской… нет, уже майорской ладони. – Прискакал фельдъегерь с пакетом, вручил под роспись. А в пакете – подписанный высочайшим именем указ… что присваивается мне звание пехотного майора и надлежит нисколько не медля прибыть в Белозерск, принять в подчинение местную воинскую команду, приписанную к Вологодскому пехотному полку. И никаких объяснений! У кого спрашивать? Во дворец к матушке-государыне ломиться? У светлейшего аудиенции просить? Угадай с одного раза, где бы я после того очутился? Добро ещё, что Белозерск, а не Камчатка.
– Подавал бы в отставку, – предложил я. – Ехал бы к себе в поместье, всё лучше, чем в здешних снегах гнить.
– А, – махнул он рукой, лишь чудом не снеся со стола миску с квашеной капустой. – Что здесь снега, что там снега, что здесь гнить, что там. А так я всё-таки российской державе служу, какая-никакая польза. Тем более время военное, швед наседает на море,
