посылая вверх облачка редкого пара. Ветер трепал его угольно-чёрные волосы, срывал тёмный дым с его мускулистого тела. В одной руке он сжимал свою огромную железную алебарду, на острие которой плясали полосы нечистой силы.
Кейл впервые по-настоящему разглядел изверга. Мефистофель был почти так же стар, как сама Мультивселенная, его сила и личность укоренились в реальности так же прочно, как небесные сферы. Шар была старше, но не Маск. Кейл впервые осознал полную силу изверга.
И осознал, что он Мефистофелю не ровня.
Возможно.
Глаза архидьявола, белые и без радужки, так похожие на глаза Магадона, пронзили Кейла своим взглядом, добрались до самой его сути.
— Ты принёс только часть своего долга.
Кейл кивнул.
— Части хватит, чтобы выполнить моё обещание.
Мефистофель задумался, кивнул.
— Действительно. И таким образом, мой план будет исполнен.
Кейл прибегнул к усмешке Ривена, засмеялся, и этот звук расколол лёд.
— Твой план? Тебя, как и меня, как и его, как и всех нас, обвели вокруг пальца.
Мефистофель нахмурился, гелугоны защёлкали, выдавая свою неуверенность.
— Ты ошибаешься.
— Нет, — ответил Кейл. — Ошибаешься ты.
Мефистофель улыбнулся.
— И невзирая на махинации богов, богинь и архимагов, я всё равно получу то, чего желаю.
— А я получу то, чего желаю я, — ответил Кейл, и это заявление отделило его от самого себя, раскололо надвое. Ему показалось, будто он находится вне тела, далеко, будто он — просто наблюдает за событиями, а не участвует в них.
Его мозг сосредоточился не на происходящем здесь и сейчас, а на прошлом. Воспоминания захлестнули его, маленькие, спокойные мгновения, которые он разделил с Тазиенной, Варрой, Джаком, те редкие часы, что он провёл с матерью, с Тамлином, Ривеном, оковы его жизни, рождавшиеся иногда в смехе и объятиях, а иногда в слезах и крови.
— При тебе нет твоей игрушки, — сказал архидьявол, кивая на пустые ножны Кейла.
Голос Мефистофеля казался далёким, просто шёптом, слабым зовом глупца в ночи. Кейл парил над равниной, над дьяволами, над самим собой, глядя на всё сверху, как призрак, наблюдающий за собственной смертью. Изображение было размыто, как будто он смотрел через дешёвое стекло. Зато его жизнь проносилась перед ним в отчётливых, ярких тонах, последовательность событий, которая привела его к этому моменту, здесь, сейчас, когда он погибнет.
— Потому что я пришёл не сражаться с тобой, — услышал себя Кейл. — Я пришёл отдать то, что должен тебе, и забрать то, что должен мне ты.
Ривен почувствовал появление Мефистофеля, почувствовал внезапный поток силы, злобы, вечной и несокрушимой тьмы. Тени вокруг него вились медленными спиралями. Зная, что произойдёт, что должно случиться, Ривен сосредоточился не на своей скорби, не на неожиданном чувстве потери, от которого его живот превратился в зияющую дыру, а на своей работе.
Он был убийцей, всегда был убийцей. И у него была работа. Он отложил свою скорбь и положил руки на рукояти сабель. В ушах отдавалось биение сердца, громкое, как барабан войны, каждый удар отсчитывал время, отсчитывал оставшиеся Кейлу мгновения.
— Забрать то, что ты должен мне, — сказал он, повторяя слова бывшего врага, а сейчас — его друга, его брата.
Мефистофель шагнул к Кейлу. Глаза дьявола пылали, из него сочилась сила, злоба, а за своим господином следовали гелугоны, жаждущие узреть, как прольётся кровь бога.
Кейл, до краёв полный собственной силы, не отступил ни на шаг, но заставил своё тело вырасти в размере до тех пор, пока
