вытянутыми руки, их полупрозрачные лица — искажены отчаянием.
Кейл понимал их язык и читал по губам.
— Я не могу, — ответил Кейл. Они были мертвы вместе со своим миром.
Ривален схватил чашу, шепнул слово, и чаша исчезла в его ладони. Он потянулся и стал собирать вокруг них тени.
Храм снова затрясся, кусок купола с изображением Шар отвалился и полетел вниз, прямо на Кейла. Шар должна была раздавить его.
Тьма сгустилась, и Кейл почувствовал рывок при переходе между мирами.
Они возникли в глубине Бури Теней, на берегу озера Веладон.
Шторм обрушился на беженцев. Абеляр решил считать, что Регг и остальной отряд задержали Бурю, что их жертва дала беженцам перерыв. Он долго смотрел во тьму, пытаясь одной лишь силой воли пронзить её завесу. Он искал любые признаки своих людей — вспышку света, далёкий зов трубы Трева — но видел лишь шторм, слышал только дождь и гром.
Странное чувство овладело им. Он чувствовал себя растерянным, чуждым самому себе, как будто кто-то другой поселился в его теле. Никогда прежде он не отступал, когда надвигалась тьма.
Но выбора не было. Его первоочерёдной заботой была безопасность Элдена.
— Я должен жить с самим собой.
Будто в насмешку над его словами ударил раскат грома.
Он развернулся и посмотрел на юг, в сторону Стоунбриджа. В воздухе плыл Саккорс, тёмный, зловещий, едва заметный в дожде и мраке. В пропитанном тенью воздухе вокруг города по трое и по четверо летали крупные крылатые создания, их наездники-шадовар наклонялись в сёдлах, ища на земле внизу любые признаки беженцев, пытающихся пересечь реку или прокрасться по мосту.
Никто не пытался. Беженцы собрались в своих фургонах, повозках и палатках, ожидая свою судьбу. Молнии озаряли небо и постоянный, голодный грохот грома колотил по лагерю, подрывая дух людей.
Абеляр прекратил жалеть себя и стал обходить беженцев, заглядывая в палатки, в повозки, пытаясь приободрить людей. В их усталых глазах он опять и опять видел, что люди начали сдаваться. Оставалось мало времени, и они это знали. Воздух пропитался страхом. С каждым вздохом они вбирали его в себя.
— Тьма позади и тьма впереди, — сказала пожилая женщина, кутавшаяся в шерстяное одеяло на заду фургона. Она была бледной от лихорадки и страха. — Что мы будем делать, Абеляр?
— Держаться, — сказал Абеляр. Им больше ничего не оставалось, по крайней мере сейчас. Это слово стало заклинанием, которое Абеляр повторял каждому, хотя и знал, что магии в нём никакой нет.
— Держитесь. Вслед за ночью всегда приходит рассвет. Держитесь.
Когда он больше ничего не мог дать беженцам, то под дождём, по грязи прошёл к фургону, в котором укрылись его отец и сын. Он нашёл Эндрена снаружи, вышедшего под дождь, чтобы взглянуть на бурю. Плащ Эндрена трепетал на ветру. С его бороды и усов капала дождевая вода, но Абеляр не заметил ни поникшей осанки, ни признаков поникшего духа.
— Элден спит, — сказал Эндрен, заметив подошедшего Абеляра и предугадав его вопрос.
— Как он держится?
— Понемногу сдаёт.
— Как и все остальные, — сказал Абеляр. — Небо высасывает надежду.
— Да, — согласился Эндрен. — А как держишься
Абеляр слабо улыбнулся.
— Я тоже постепенно сдаю. Но у меня ещё осталась надежда.
— Как и у меня, — отозвался Эндрен, утешающе положив руку на плечо сына.
Отец и сын вместе смотрели на молнии, на клубящиеся чёрные тучи. Из соседнего фургона в промежутках между ударами грома Абеляр слышал женские всхлипы. Он ничего не делал, потому что не мог ничего с этим поделать.
— Буря замедлилась, — сказал он Эндрену.
— Но не остановилась.
