— Но ведь их же двое неходячих!
— А-а-а… — понимающе кивнул собеседник. — К сожалению, товарищ капитан, подполковник Хамраев скончался… пять минут назад.
— Как это?! — не понял Никитин. — Так я же с ним разговаривал только что!
— Почти сразу после вашего ухода… — сжал губы врач. — Только и сказал: «Оставьте меня здесь…»
Подбежав к башне, командир батареи увидел там второго подполковника — Тяжельников сидел прямо на земле рядом с носилками. Правая его рука сжимала кисть лежащего на них старого артиллериста.
Сбавив темп и перейдя с бега на осторожный шаг, капитан остановился рядом. Снял фуражку:
— Садись, капитан… — не поворачиваясь к нему, сказал Тяжельников. — Не говори ничего, ладно?
Командир батареи осторожно опустился на землю.
Он только сейчас заметил, как дрожат руки у его собеседника. «Они же оба в возрасте! И в каком, за семьдесят уже!» — мелькнула в голове мысль. Но вслух Никитин ничего говорить не стал.
Прошло несколько минут.
Где-то там, позади обоих артиллеристов, звякал металл, раздавались голоса — исправляли повреждения. Слышался звук шагов, кто-то пробежал совсем рядом.
— Мне бойцы сказали, что он еще стрелял после этого… как на ногах-то держался, а? — покачал головой подполковник. — Ребра же у него сломаны были! Да и…
— Очень попасть хотел, наверное…
— И попал! Не единожды! Как он стрелял! Это ж снайпер был! Бог огня! Сейчас таких уже не делают…
Зашуршала трава, капитан повернул голову.
Со стороны башни подходила группа людей. Михайлов, другие офицеры штаба… и какой-то незнакомый вице-адмирал. Никитин вскочил, поправляя китель, но вице-адмирал сделал отрицательный жест — не надо! Снял свою фуражку и остановился рядом с носилками. Чуть поодаль застыли и все сопровождающие, в свою очередь сняв фуражки и пилотки.
Услышав звук шагов, Тяжельников повернул голову. Ничуть не удивившись появлению стольких начальников сразу, он только губы сжал и горестно покивал.
— Вот…
Вице-адмирал протянул ему руку, помогая встать. По-видимому, они были знакомы и раньше, во всяком случае, подполковник, увидев его, ничуть не удивился, словно встретил старого товарища.
— Олег Степанович… — положил тот руку на плечо Тяжельникову.
— Да?
— Похороним его на батарее. Там, внизу, где памятник стоит, — кивком головы указал в сторону входных ворот вице- адмирал.
— Со слов врача, — вмешался в их разговор командир батареи, — подполковник так и сказал: «Оставьте меня здесь…»
— Вот видишь?! — Гость чуть сжал плечо артиллериста.
— Он это заслужил…
Тяжельников повернулся к носилкам, вздохнул. Плечи его внезапно поникли, он наклонил голову. Повернулся и, никого не замечая вокруг, медленно побрел к воротам.
— Проводите подполковника! — чуть повернул голову в сторону остальных офицеров вице-адмирал.
Двое из них немедленно последовали за ушедшим артиллеристом.
— Ну что, капитан? — повернулся в сторону командира батареи высокий гость. — Пошли, нам есть о чем поговорить!
В этом кабинете всегда было тихо. Его хозяин почти никогда не повышал голос, да и его посетители тоже говорили обычно негромко и кратко. Пространных речей тут никто не вел и на публику, за отсутствием таковой, не работал. Сюда, как правило, приходили с уже готовым мнением по тому или иному вопросу, и лишнего пафоса для того, чтобы его обосновать, не требовалось. Прежде чем принять решение, хозяин кабинета всегда внимательно выслушивал все мнения (сколько бы их ни было) и только потом высказывался сам. Не всегда и его решение являлось окончательным, были случаи, когда и его тоже оспаривали. Он не возражал. Президент огромной страны должен уметь сдерживать свои эмоции. И тщательно взвешивать все последствия собственных решений. Ибо от того, какие слова будут здесь сказаны, могло зависеть (и зависело!) очень и очень многое. А уж от того, на чью сторону встанет и он сам…