бал. Вернется он поздно, а может, и заночует во дворце. Мой человек постарается его всячески придержать. Повозку с лошадью я приготовил – уже стоит на постоялом дворе.
Я выглянул в оконце. Федор перехватил мой взгляд:
– Кучера отпустил. Ездовым посажу одного из ратников, другой неподалеку будет. Теперь все зависит от тебя. Не подведи. Как только списки сыщешь – в мешок и к подводе. А завтра с утра, как ворота городские откроют, надобно ноги уносить от греха подальше.
– Согласен. Я готов. А то засиделись мы тут. А списки, если они в доме, сыщу!
– Дай-то бог! Пойду к ратникам, надо им дорогу к дому показать да на месте определиться, где повозке стоять. Отдыхай пока, ночью не до того будет.
– Уж бока отлежал.
Я пошел в свою комнату, а Федор, забрав с собой ратников, ушел.
Я улегся на постель. Никаких конкретных планов или предположений у меня не было. Я не знал, какая мебель в кабинете, да еще и уверенности не было, что искомые документы именно там окажутся. И времени у меня будет не много – часа три-четыре, если брать худший вариант, что легат после приема и бала сразу домой вернется, а не останется ночевать во дворце.
Вернулся Федор. Ратники его как-то сразу посуровели – все-таки дело серьезное, это не в кости играть, баклуши бить.
Стемнело. Федор нервничал. Вида он не подавал, но мерил шагами комнату, щелкал пальцами.
– Пора!
Ратники вышли из комнаты, и вскоре я услышал перестук копыт и погромыхивание колес повозки по булыжной мостовой.
– Георгий, и нам пора! Очень тебя прошу – сыщи эти бумаги. Да, а мешок? – спохватился Кучецкой.
– Уже приготовил.
Мы вышли из постоялого двора и пошли по темным улицам Кракова. Навстречу попалась парочка мужиков, довольно разбойного вида, но связываться с нами они не стали. А может, и опытом горьким научены: чего ждать от русинов – неизвестно, лучше уж своих городских ляхов потрясти. Ну и правильно, зато живыми остались.
Видимо, они это чувствовали звериным своим чутьем и обошли нас стороной.
Мы завернули за угол, Федор придержал меня за руку.
– Вон повозка, там Алексей. Трифон, второй ратник, на том углу стоит. Если что не так пойдет – легат раньше времени вернется или еще что приключится – он знак подаст: свистнет или камнем в окно запустит, по обстоятельствам. Так что уши на макушке держи. Коли кто из прислуги обнаружит тебя – не жалей. Тут, брат, большая игра и ставки высокие, пожалеешь – многими тысячами ратников наших за жалость такую расплачиваться придется. Сам дом легата – вон, на той стороне. – Он показал чернеющий в темноте высоченный особняк с остроконечной крышей и с оконцами в ее скате.
– Да понял я!
– Тогда с богом!
Федор остался за углом – где и стоял.
Я подошел к дому, осмотрелся. Кроме наших, никого и не видно. А Федор мне сейчас – только помеха. Пристанет потом – как ты проник в дом?
Я не торопился, стараясь представить, где лучше пройти. Тут вход с железной дверью. Рядом – наверняка окно комнаты привратника. Да и где же ему еще быть? Справа от двери еще три окна. Дом неширокий – по фасаду метров двенадцать, но в три этажа. Окна узкие, как бойницы, да еще и решетками забраны. И в самом деле – не дом, а крепость.
Под одним из окон я прилип к стене, вжался и прошел сквозь нее.
Темная комната, ничего не видно, лишь слышно чье-то дыхание. Дыхание ровное – видимо, человек спит.
Я застыл на месте, давая возможность глазам привыкнуть к темноте. Через несколько минут стала различима постель со спящим человеком, дверь. Туда я и направился и беспрепятственно прошел сквозь нее, попав в коридор. Здесь горело несколько светильников, давая довольно скромный, колеблющийся свет, но после темноты он показался мне настолько ярким, что я даже на секунду зажмурил глаза.
Затем я двинулся влево – к входу. Лестница на второй этаж, по моим понятиям, должна быть там. И точно: каменная, довольно широкая, со щербинами лестница оказалась здесь. Осторожно ступая, чтобы в тишине не было слышно звука шагов, я поднялся наверх.
Куда теперь? В коридор выходило не менее пяти дверей. Я прислушался. В доме по-прежнему тишина полная, жильцы спят.
Я прошел через ближнюю ко мне дверь. Видимо, здесь – небольшая молельня. На постаменте крест с распятием Иисуса, в углу –
