– Разве не в этом суть войны?
– Верно сказано…
– Это правда.
– Тут трудно спорить… – сказал ещё один бестия.
– Он не лукав, – добавил третий.
– Но сейчас ты здесь, – продолжил старик с ящеричным лицом. – И верно ли, что собираешься сражаться со всеми воинами, которые у нас найдутся, и будешь пробивать путь мечом? Мы знаем, что тут нет никого, кроме тебя. Мы все знаем.
– Да, я здесь один, – нехотя подтвердил Роннар. У него была мысль припугнуть бестий спрятавшейся в ближайшем леске армией, но следом пришла и другая – здесь полно их магии, они могут точно знать, что он лжёт, и тогда больше ни одно его слово не примут всерьёз. – Только я не хотел сражаться с вами. Я хотел взглянуть на дорогу в Нижний мир. – Поборник тщательно подбирал слова, но это с каждой минутой становилось всё труднее, хотя их речи он уже понимал намного лучше, чем вначале беседы. – Я хотел увидеть путь. Никогда раньше не видел.
– Зачем тебе путь? Ты хотел войти в наш мир? – настаивал старик.
– Не хотел. По крайней мере, сейчас.
– Ты искал, откуда в Серебряный будут входить наши отряды? Но тебе не удастся это узнать, и мы ни одному из золотых не позволим больше проследить за нами. Мы даже готовы убить тебя, чтоб не допустить этого, и пусть потом приходят армии мести – мы сможем выстоять. Мы поступим как мужчины и защитим наши семьи. Ты – настоящий воин, ты должен нас понимать.
Роннар понимал его с трудом, но первое, что отметил сразу: значит, когда-то раньше бойцам Лучезарного, а может, и самому королю уже удавалось спускаться в Тусклый мир. Возможно, там произошла бойня, которую бестии болезненно помнят до сих пор, и боятся повторения. «Значит, они готовы сражаться с нами на нашей территории, но ни за что не хотят войны на своей. Любопытно, – думал он. – Это надо будет обсудить с ребятами, как следует обсудить. Могауд может хоть что-нибудь знать…» А потом он вспомнил, что не выберется отсюда живым, и ему стало неинтересно.
– Я понимаю, – заявил он между тем. – Ладно, я не буду искать путь в Тусклый. Откажусь от своей цели. Вам нет нужды меня убивать из-за этого.
– Никто не хочет войны с Золотым, – сказал бестия. – Раз ты – сын Золотого короля, мы готовы опустить мечи и дать тебе дорогу к твоим людям. Но при одном условии.
– При каком же?
– Ты войдёшь к одной из наших женщин на целую ночь и соединишься с ней. Когда она уснёт, ты сможешь уйти, и никто из нас тебя не задержит.
Роннар ожидал всякого, но только не подобного. Совершенно сбитый с толку, он обвёл бестий взглядом, потом решил, что ослышался или просто не понял сказанного – в конце концов, язык был сложный, едва узнанный, тут легко перепутать. Он переспросил, получил подтверждение, что всё услышал правильно, и нахмурился.
– Зачем вам это нужно? Вы хотите, чтоб у этой женщины родился от меня ребёнок?
– Кому и зачем нужен золотой ребёнок?! – пылко прозвучало в ответ. Говорил не старик, а другой бестия, коренастый, крепкий и тоже, похоже, немолодой – пряди, лежавшие у него на плечах, были так же блёклы и туманны, как и у собрата с ящеричным лицом. – Зачем нам чужая кровь! В родных посёлках нам нужны только свои дети!
– Нет, мы не хотим, чтоб одна из наших женщин рожала от тебя.
– Тогда в чём смысл?
– Это наше дело, – ответил старик. – Есть честный обмен. Ты входишь к нашей женщине и обнимаешь её, а мы даём тебе дорогу и не преследуем. Согласен?
Поборник в сомнении разглядывал и старика, и стоящих рядом с ним бестий, стараясь не смотреть им прямо в глаза. Требование было уж больно странное. Тут, разумеется, какой-нибудь жуткий подвох, и, может быть, понимай он его, не согласился бы на такой выход даже ценой сохранения жизни.
Но с другой стороны – есть ли у него шанс прорубиться сквозь их ряды? Всё-таки сейчас у бестий в распоряжении и мечи, и чародейство, о котором он лично пока не знает ничего. Разумеется, они его убьют. Тут даже и раздумывать не о чем. Каждый поборник чувствует, когда его противостояние безнадёжно, и сейчас был как раз такой случай.
– Ладно. Я согласен.
– Садись к костру, золотой. Жди. Наши воины тут повсюду, никто не даст тебе уйти.
Роннар осторожно уселся на один из деревянных обрубков, обтёртых почти до блеска. Темнота сгущалась, небо блекло, и лес
