– Это все очень неожиданно. То есть ты мне очень нравишься, именно как мужчина, но… вот так сразу и навсегда – слишком быстро. Я же совсем ничего про тебя не знаю, пока еще совершенно чужая в этом мире. Я понимаю, что опять веду себя как бестолковый ребенок, боюсь собственной тени и не понимаю, чего хочу, но…
– Не надо оправдываться. – Мужчина мягко оборвал мой сбивчивый монолог, накрыв губы большим пальцем. – Я понимаю, что тебе нужно освоиться и привыкнуть, и не собирался на тебя давить. Просто не хотелось, чтобы оставалась какая-то недосказанность, и ты сомневалась не только в себе и окружающем мире, но заодно еще и во мне, – хмыкнул он. – В общем-то спешить нам некуда, и я не имею ничего против более близкого знакомства. Хоть вспомню, как положено ухаживать за девушками, – тихо засмеялся он.
– А у вас тоже это делают? – полюбопытствовала я, слегка отстраняясь, чтобы заглянуть ему в лицо. Не передать словами, какое облегчение я испытала, обнаружив, что Сур не расстроен и не собирается меня торопить. – Я просто подумала, если отношение к… близким контактам настолько простое, то, наверное, и ко всему остальному вы относитесь примерно так же.
– По-разному бывает. – Он слегка пожал плечами. – Наши цивилизации не так сильно отличаются, как может показаться на первый взгляд. Вернее, в чем-то разница огромна, в чем-то – ее нет вовсе. Мы относимся к одному виду, глупо ожидать совсем уж принципиальных отличий, – пояснил Сургут, а потом вдруг рассмеялся, придерживая меня кончиками пальцев за подбородок и с интересом разглядывая мое лицо. Ярко-зеленые глаза мужчины сейчас наполнили теплые яркие искорки, и я смотрела в них совершенно зачарованно, не в силах отвести взгляд. Когда он улыбается вот так или смеется, он делается совершенно непохожим на собственную серьезную ипостась. Надо ли говорить, что таким он нравится мне куда больше! – И опять я читаю лекцию, да?
– Ну мне же надо осваиваться в окружающем мире, так что лекции в любом случае не лишние, – возразила я, не удержавшись от ответной улыбки. – Я вот еще хотела спросить…
– А я, помнится, вообще не хотел разговаривать, – перебил он и, действительно прекращая разговор, поцеловал меня. Нежно, но уверенно и где-то даже властно. И я, отвечая на поцелуй, подумала, что это направление знакомства с окружающим миром нравится мне сильнее всех прочих.
Глава десятая,
Страха не было. И смущения не было. И посторонних мыслей – тоже не было. Была лишь нежность – глубокая и бескрайняя, как океан, раскинувшийся на расстоянии вытянутой руки. Нежность прикосновений сильных рук, нежность неторопливых долгих поцелуев, нежность едва ощутимого ветра и солнечных лучей, чей оттенок уже почти стал привычным.
Я не запомнила тот момент, когда просто поцелуй превратился во что-то большее, слишком плавным и незаметным оказался переход. Но когда обнаружила себя лежащей на спине скользящей вдоль поверхности воды петы, растерялась на пару мгновений, а потом решительно отмахнулась от всех волнений и пытающихся отвлечь меня тревожных мыслей. Ну их. Пусть тают как туман, летят в пропасть или лучше канут в пучину – на этой планете на последнее куда больше шансов. Мне не хотелось метаться, искать подводные камни и подвохи. Какая разница, знаю или не знаю я этого человека? Главное, я точно знаю, что со мной никогда не было ничего подобного, что он – замечательный, что готов защитить от всего мира, вкус его губ пьянит, а прикосновения заставляют чувствовать себя невесомой и желанной, как глоток воздуха. И если это не любовь, то что тогда?
Впрочем, я не думала обо всем этом, когда Сур уверенно и бережно раздевал меня. И когда пыталась на ощупь расстегнуть ремень, удерживающий его безрукавку. И уж вовсе ни о чем не думала, когда мужчина, лежа на боку, наконец прижал меня к себе, скользя ладонью по обнаженной и почти болезненно чувствительной коже, покрывая поцелуями шею, плечи, грудь… Не было никакого дела даже до открытого неба над головой, что говорить о куда менее существенных мелочах!
Мысли начали появляться потом, много позже. Когда нежность столь же незаметно, как возникла, переплавилась в страсть и жажду. Когда те окончательно лишили рассудка нас обоих, и стало невозможно разобрать, где кончаются чувства мужчины и начинаются мои, где проходит граница между двух разгоряченных тел и есть ли она вообще. Когда рассудок захлебнулся в чувственном удовольствии, разделенном на двоих, и окончательно потеряло смысл все вокруг, кроме стука сердца в ушах и учащенного дыхания, сорвавшегося на стон. И только когда я лежала на груди мужчины, впитывая его тепло и запах – только тогда в мою голову забрела первая более-менее связная мысль. Правда, далеко не самая умная.
– Странно, – тихо пробормотала я в плечо Сура, бездумно разглядывая разделенные горизонтом море и небо. Солнце пекло затылок, было жарко, но при этом так хорошо, что эти мелочи почти не беспокоили.
– Что – странно? – спросил он. Голос прозвучал гулко, отдаваясь в грудной клетке, к которой я прижималась ухом.
– Не больно, – пробормотала я. Но тут же опомнилась, сообразив, насколько странно это может звучать, и пояснила: – Ну вроде бы в первый раз обычно больно. То есть физиология, конечно, у каждого своя, и по-разному бывает. Но я рада, что все так удачно
