планете. Вот как успокоится, так сразу и объясню.
Обратный путь получился недолгим и обошелся без приключений. Ту пету, на которой Сур бросился меня догонять, он отпустил обратно к хозяевам: как оказалось, транспорт одолжили другие купальщики, оказавшиеся в зоне досягаемости его симбионта. А его собственный питомец отделался в итоге легким испугом в виде строгого выговора (эту информацию до меня услужливо донес мой мазур, потому что выговор осуществлялся невербально) за недоверие к людям.
Нашлась и наша одежда, о которой я за всеми приключениями успела подзабыть. Оказалось, у петы имелся естественный «багажник» – две полости, расположенные на теле у оснований «крыльев». Изначально они, правда, имели почти то же назначение, что сумки земных сумчатых животных: чтобы детеныш мог спрятаться от опасности. Живородящие млекопитающие петы оказались очень заботливыми родителями, и сумки такие присутствовали у обоих полов. При этом летуны совсем не возражали против заполнения свободного пространства посторонними предметами – разумеется, в тех случаях, когда у них не было детенышей.
По возвращении домашние встретили меня любопытными взглядами, но вопросов не задавали, и я была им за это очень благодарна.
На следующий день после судьбоносной прогулки я все-таки рассказала Суру, заглянувшему нас проведать, что хочу заняться дрессировкой пет и китов, то есть фактически продолжить работу по специальности. Особенно вдохновленным такой идеей мужчина не выглядел, но, надо отдать ему должное, возражать не стал, скрепя сердце сообщил, что рад за меня, и даже пообещал поспособствовать организации обучения.
Разумеется, не поблагодарить за проявленное терпение и понимание я не могла, и в ответ с радостным воплем бросилась ему на шею. Вот тут Сургут уже не возражал совершенно искренне, легко подхватил меня, прижал к себе, и благодарность как-то сама собой приняла форму поцелуя.
И все бы ничего, потому что процесс мне очень нравился, если бы действие не происходило в гостиной наших с родными апартаментов. Я напрочь забыла, что мы с Суром здесь не одни, а кое-кто имеет весьма смутное представление о такте.
– Ишь ты, шустрые какие, – раздался насмешливый голос Василича от двери, ведущей в коридор. – Молодежь!
Я тут же забилась, пытаясь вывернуться из хватки Сура, и отчаянно покраснела, а вот мужчина отреагировал значительно спокойней. Осторожно поставил меня на пол и, продолжая уверенно обнимать одной рукой, спокойно поинтересовался:
– Что-то не так?
– Да зечики с тобой, целуйтесь дальше, – весело отмахнулся штурман, проходя к столу. – Это я все от зависти. Эх, где мои семнадцать лет!
Собственно, на этом наши нежные отношения с Суром перестали быть секретом для моей семьи, так толком не успев им стать. Впрочем, это почти ничего не изменило, разве что у братца после отбытия Сургута на службу появился дополнительный повод позубоскалить и похихикать. И то у него это получалось достаточно неубедительно, и младшему так ни разу не удалось толком вогнать меня в краску или вывести из себя. По-моему, он просто недостаточно старался и прикалывался исключительно для галочки, потому что проникся к объекту насмешек (не ко мне, к Суру) уважением.
Несколько дней прошли в спокойном, уютном, размеренном режиме. Сур вечерами выгуливал меня, уже более детально показывая город, и эти прогулки вполне соответствовали моим представлениям о свиданиях. Разговаривали обо всем подряд – о любимых книгах и развлечениях, о музыке, об истории и природе.
Много целовались, и не только, причем это «не только» в основном происходило под открытым небом. Нельзя сказать, чтобы это меня сильно расстраивало, смущало или вызывало подозрения, но по меньшей мере казалось странным. По обмолвкам Сура сложилось впечатление, что живет он отдельно, и мне казалось логичным на его месте пригласить собственную девушку в гости. В конце концов, какая тут может быть неловкость, если он уже фактически сделал мне предложение руки и сердца, а я хоть и не сказала решительного «да», но всем своим поведением демонстрировала, что принципиальных возражений не имею.
Через несколько дней я все-таки не выдержала и спросила в лоб, а где, собственно, живет сам Сур. Ответ оказался достаточно неожиданным и сводился к тому, что мужчина просто опасался моей реакции на собственную холостяцкую берлогу. Сказал он это, понятно, в других словах – все-таки дипломат и умный человек, – но вывод я сделала и заверила, что после корабельной каюты младшего брата меня сложно чем-то впечатлить. А Сур выглядел гораздо более аккуратным, чем братец.
Мое предположение оказалось справедливым, ничего ужасного в этой «берлоге» не было. Наоборот, все по-военному чисто и аккуратно. Квартира состояла из двух комнат – гостиной с небольшим кухонным уголком (в предоставленном нам как пришельцам жилье такого не имелось) и спальни с уборной уже привычного вида – и выглядела не безликой гостиницей, а именно жилым помещением, несущим отпечаток вполне конкретной личности.
Это было… поучительно. Оказывается, мужчина на досуге увлекался сборкой миниатюрных макетов кораблей. Корабли эти имели
