– Сошел, – тихо выдохнул он мне в шею, крепко обнимая за талию, вклиниваясь коленом между моих бедер, прижимая к себе так тесно, что стало тяжело дышать. Подозреваю, щеки мои в этот момент были уже совершенно пунцовыми, и не только они.
– Ты…
– Думаешь, не понимаю? – тихо прошептал он, не шевелясь. Я тоже замерла, не зная, что предпринять и как быть. В голове царил вязкий плотный туман, мысли путались, и я даже не могла понять, упираюсь я ладонями в его плечи или, наоборот, цепляюсь за них. – Зарекался, божился, почти клялся, что никогда… – он осекся, рвано вздохнул, и от ощущения его дыхания на коже по моей спине побежали мурашки. – За что ты такая? Скажи, что противен, что урод и сволочь, или лучше ударь. Думал, вытерплю, недолго, но стоит представить, что ты завтра уйдешь… Может быть, так…
– Игорь, да что с тобой? – окончательно растерялась и даже почти испугалась я. Все это было настолько не похоже на прежнее его поведение и все сложившиеся о нем представления, что казалось, он пьян, или находится под какими-то наркотиками, или это вовсе не он.
Мужчина в ответ впился в мои губы жадным, отчаянным поцелуем, как будто хотел этим выразить что-то, что не способен был вместить в слова. Я не была уверена, что поняла, но почему-то без раздумий ответила на поцелуй, от которого у меня перехватило дыхание. Кажется, Ветрова такая реакция несколько успокоила; он отстранился, прямо взглянул на меня – с горькой иронией, лишь слегка прикрывающей обреченность приговоренного к казни.
– От меня и так слишком мало осталось, если еще и ты… – продолжение фразы он спрятал за обычной своей ехидной ухмылкой и вдруг резко сел, выпуская меня из объятий. – Я наговорил глупостей, не обращай внимания, – раздраженно буркнул, порываясь встать, но на этот раз уже не выдержала я. Тоже села, поймав его за локоть обеими руками.
– Прекрати! – получилось неожиданно резко; но, кажется, я просто устала не понимать этого человека и окончательно приняла решение разобраться в нем. Приятное ленивое оцепенение начало быстро выветриваться из головы. Расставаться с ним было жалко, но не настолько, чтобы после всего сказанного отпустить Ветрова, не получив у него хотя бы часть ответов. Хватит.
– Я пытаюсь, только ты не даешь, – насмешливо вскинув брови, Одержимый кивнул на мои руки, стремительно возвращаясь в привычную колючую шкуру.
– Я не об этом, – качнула головой я. – Ты можешь уже определиться, как именно ты себя ведешь и как ко мне относишься? Сейчас я окончательно перестала тебя понимать.
– Я Одержимый, это нормально, – фыркнул он.
– Это неправда. Скажи честно, что тебе от меня надо, потому что я совершенно запуталась в этих полунамеках и бросках туда- сюда.
– Я все равно этого никогда не получу, – раздраженно скривился он.
– Я задала тебе конкретный вопрос, – полностью игнорируя его недовольство и тяжелый взгляд, упрямо возразила я.
– Честно, значит? – вдруг не сказал – прошипел он севшим от ярости голосом. Одно стремительное движение, и я опять оказалась у него в охапке. Одной рукой он перехватил меня поперек талии и тесно, почти больно прижал к себе, второй обхватил лицо, жестко фиксируя и не давая отвести взгляд. – Тебя. Всю. Упрямую, холодную, недоступную, болезненную, слабую, но настолько красивую, что страшно дотронуться и больно находиться рядом, не имея такой возможности.
То есть вот из-за этого все? Его рычание, его грубость, резкие перепады настроения, провокации?
– Ветров, ты редкостный болван, – вздохнула я и не удержалась от насмешливой улыбки при виде растерянности на его лице. – Если ты всегда так обходителен с женщинами, я не удивлена, что ты до сих пор не женат. Погоди! – я поспешила перебить готового высказаться Одержимого: судя по ставшему совершенно зверским выражению лица, я опять умудрилась зацепить какую-то больную точку. Мягко, успокаивая, погладила его ладонью по щеке; от этого прикосновения мужчина едва заметно вздрогнул. Наверное, от неожиданности. Я же чувствовала себя сапером или ветеринаром, пытающимся без наркоза достать увуларской химере занозу из лапы. А если еще точнее – просто выполняющей свою собственную работу. – Ты так говоришь, будто собираешься прямо сегодня тащить меня к алтарю. Сам подумай, что я вообще могу ответить в настолько неожиданной ситуации? Я с тобой все время как на минном поле. То ты меня откровенно презираешь, то оказывается, что все это – проявления симпатии. Я сейчас совершенно не понимаю, как реагировать на эту новость, и мне даже кажется, что ты сам не очень понимаешь, чего именно хочешь. Все, что я могу сказать тебе прямо сейчас: я не считаю тебя сволочью или кем-то еще более ужасным. Более того, при других обстоятельствах я бы постеснялась говорить это, но, мне кажется, сейчас уже немного поздно думать о приличиях. Ты мне очень симпатичен, – я все-таки не выдержала спокойный тон до конца и опустила взгляд, чувствуя, что смущаюсь. Первый раз в жизни я признавалась мужчине в том, что он мне небезразличен, и почти мечтала провалиться сквозь землю. К тому же очень некстати вспомнилось, что он продолжает сжимать меня в объятиях, а на мне совсем нет одежды. – Когда не начинаешь откровенно грубить и язвить, – добавила,
