других предпочли отступить, видимо, не чувствуя себя достаточно уверенными для дуэли.
– И что дальше? – донеслось от баков.
– А дальше я сейчас разломаю эту штуку, и мы ноги в руки – и деру.
– Не ломай. – Голос Шрама слегка дрогнул, и Ворону это сильно не понравилось. Он осторожно подошел к бакам и зло выругался, не выбирая выражений.
Боец лежал на животе, сжимая автомат. Левая нога его ниже колена отсутствовала. То есть ее не было вообще. Спеша в укрытие, Шрам не огляделся, как следовало, и угодил ногой в «мокрый асфальт». Странно, что он не умер сразу от болевого шока или от потери крови, но, видимо, граница аномалии как-то прижгла рану.
– Черт… ну и угораздило же тебя, – прошептал Ворон. Он прекрасно знал, что до КПП Шрама не донесет. Даже если б не Зона и опасность гробануться на каждом шагу, то скорее всего просто надорвался бы.
– Не бери в голову. За парня твоего расплачиваюсь, я его зазря обидел.
– Так он не обидчивый, пережил бы.
– Зато я – нет, – сказал Шрам, потом понял, как именно это прозвучало, и усмехнулся: – Кажется, это называется каламбур.
– Не знаю. – Ворон отвернулся и посмотрел на чистенькие шестнадцатиэтажки, на деревья, на белесое небо. Доплюнуть до КПП, значит? Зона, сколько он ее знал, всегда вносила свои коррективы в чужие планы и смеялась над людьми.
– Ты меня к пулемету подтащи только и можешь топать, – разрешил Шрам. – Пистолет не прошу, самому пригодится.
Вес у Шрама был немаленьким. Ворон проклял все и облился седьмым потом, пока сумел устроить его у пулемета. Потом подумал и протянул «Гюрзу» со словами:
– Тебе нужнее.
Уточнять не стал: ведь и так ясно. Из пулемета фиг застрелишься – неудобно. А в остальном – не гиен же ждать или еще какой-нибудь пакости.
Он уходил с тяжелым сердцем, но, уже минуя двор, расправил плечи и ускорил шаг, не забывая время от времени сверяться с детектором и швырять гайки. Дениса отчаянно не хватало, но только его, любой другой попутчик только раздражал бы.
Выстрелы он услышал, выходя на Карамзина, и прислушивался к ним все время, невольно ускоряясь. Лишь едва не влетев в «соловей» (первые щелчки расслышал прежде, чем успел дернуться), заставил себя осматриваться внимательнее.
Продвижение резко замедлилось. Он, разумеется, понимал, что это нервы, но шел теперь, будто раненая черепаха, постоянно сверяясь с прибором и прислушиваясь к себе.
Пулемет заглох. Через некоторое время прозвучало несколько одиночных выстрелов и последний – поставивший окончательную точку в жизни Шрама.
Остановили Ворона уже на Голубинской и до противного легко: кинули в него светошумовой гранатой. Он, правда, то ли почувствовал, то ли заметил бросок, потому лишь мельком задел зону поражения, получил по уху какой-то резиновой хренью и словил контузию, благо достаточно легкую, чтобы не отключиться. Кидавшего снял, швырнув нож – попал, совершенно не целясь, неизвестно каким чудом. Кинулся в кусты, едва не повторив судьбу Шрама, но на этот раз никакой гадости там не подстерегало, и выстрелил несколько раз из обреза – на этот раз мимо.
– В белый свет как в копеечку, сталкер, – донеслось до него.
Определить, где затаился говоривший, не получилось: звук шел словно со всех сторон. То ли контузия на Ворона так действовала, то ли Валентин задействовал какие-то свои возможности. И то, и другое было отвратным.
– Может, поговорим? – предложил тот.
– Вряд ли, – прошипел Ворон не столько собеседнику, сколько себе самому, Валентин, однако, услышал.
– Зря, – протянул он. – Ты ведь уже понял: убивать тебя в наши планы не входит.
– Вот и катись подальше, – проворчал Ворон, доставая детектор.
Ближайшими аномалиями были «иллюз» в десяти метрах впереди, «соловей» в пятидесяти и «тень Морфея» всего в пяти слева. От первого не было никакого толку. До второго он попросту не добежал бы, а вот последний был шансом не попасть в руки тварей. В конце концов, он просто заснет. Многие из людей выбрали бы именно такую смерть, а что там дальше произойдет с телом – не важно.
Он вскочил и побежал, но вот успел ли – уже не понял. Сознание заволокло темной хмарью, и наступило беспамятство.
Он пришел в себя из-за мерной тряски. Ворон открыл глаза и тотчас пожалел об этом. Голова закружилась, и начало подташнивать.
– Плохо? – Валентин нес его на руках, не прилагая никаких видимых усилий, и даже не морщился из-за тяжести.
