– Скорее скверно, – признался Ворон. То, что выжил, было самым неприятным из возможных исходов – он прекрасно осознавал это. Разумом. Но душой ликовал и готов был орать о своем счастье и великой радости. – Если не хочешь, чтобы я на тебя наблевал, опусти туда, откуда взял.
– Не могу, ты тогда умрешь.
– Тоже мне великое горе всех времен и народов. – Ухмылка получилась ненатуральной и вымученной.
– Вот именно, – неясно с чем согласился Валентин, – а нам нужны братья.
От этого заявления стало не по себе. А от того, что Ворон не мог пошевелить даже мизинцем, к горлу подкатила самая настоящая паника. Она же едва вторично не погасила сознание, но Валентин в последний момент встряхнул его со словами:
– Не спать!
Отключился Ворон все равно, а пришел в себя, когда его отхлестали по щекам, не слишком церемонясь.
– Хватит, – велел Валентин, и распустивший руки «белый сталкер» немедленно прекратил его бить и поднялся с колен.
– Это ты сделал?.. – Голос все же подчинялся. Хоть что-то ему сейчас подчинялось. Встать или хотя бы просто пошевелиться казалось выше любых сил.
– Я приказал прекратить тебя бить, – растерянно пробормотал Валентин. – Ты свихнулся и теперь не понимаешь человеческой речи?
– Скорее уж ты разучился, – проронил Ворон и поинтересовался: – Это ты обездвижил меня?
– Не я. Зона.
Ворон скептически фыркнул.
– А чего ты ждал? – внезапно обозлился Валентин. – Полез в аномалию и думал, без последствий обойдется? Чего ты только хотел? «Тень Морфея» для человека – это ж верная смерть.
– Вот ее и хотел, – признался Ворон.
– Все лучше, чем стать одним из нас?
Кивнуть не получилось, потому Ворон лишь прикрыл глаза.
– Ты ошибаешься и попросту не оценил перспектив.
– Пошел ты со своими перспективами…
Кто-то вне поля зрения недовольно пробубнил, но Ворон не разобрал слов.
Валентин демонстративно вытащил из-за пазухи «радужку» и продемонстрировал Ворону. Некто, все еще невидимый, подал ему упаковку одноразовых шприцев.
– Вот сейчас я укольчик тебе сделаю, и поговорим: один я туда пойду или с тобой вместе. – Игла легко погрузилась в такой твердый на вид хрусталь. Шприц начал заполняться искрящейся всеми цветами радуги жидкостью.
– Только попробуй в меня это влить – удавлю, – прошипел Ворон. – Еще не знаю как, хоть прокляну, но тебе не жить, если попытаешься.
– Конечно-конечно. – На губах Валентина заиграла гнусная ухмылка. – Тебе понравится, уж поверь мне.
Кожа натянулась, словно стремясь защитить, сломать тонкую иглу, даже появилась иррациональная надежда, что так оно и будет. Однако она развеялась тотчас же, стоило острому кончику погрузиться глубже.
Боли не было. Возник холод на месте укола, словно при заморозке, а потом рука онемела и перестала ощущать что-либо. Не смертельно, конечно, но когда ждешь худшего и едва давишь подступающую к горлу панику, все происходит неотвратимо и быстрее, чем кажется.
«Помнить себя, помнить, не забывать», – мысленно твердил он, мечтал сдохнуть, одновременно с этим отчаянно хотел жить и прислушивался к новым ощущениям.
Ощущения были скверными – хуже не придумаешь. Разум плыл в одном ему известном направлении, мысли разлетались, веки пытались опуститься, а онемение поднималось по руке. Ко времени, когда оно достигнет сердца, то, вероятно, остановится навсегда.
Либо он пришел в себя довольно быстро, либо через сутки. Вокруг стоял все тот же серый день.
Ворон лежал у стены, укрытый какой-то тряпкой. Пошевелился, сел. И принялся наблюдать, как медленно ползет по противоположной стене паучок. Паучок был мутантом, как и все живые и условно живые твари Периметра, и скорее всего его удавалось разглядеть именно благодаря этому. В сознании он был помечен как красный маячок.
«Неужели Денис видит все именно таким образом?» – мелькнула мысль.
Зрение словно раздваивалось. На реальное, обычное, человеческое, накладывалось еще одно – слишком яркое, чем-то
