осуществлялось легким надавливанием на символ, тот реагировал на тепло и, возможно, что-то еще. Ворон часто шутил про распознавание отпечатка большого пальца и анализ ДНК, но секрета не раскрывал. Если комбинация подбиралась верно, в центре скрещивания лучей загоралась синяя лампочка. Ворон называл ее Антарес – по названию самой яркой звезды в созвездии, под которым он родился.
Денис часто думал по поводу того, что его напарник, совершенно нерелигиозный и несуеверный человек, тем не менее обожает всякого рода символику и мистификации. Сам Ворон посмеивался и напоминал о своем сталкерском прозвище: сороки и вороны постоянно тянут всевозможные вещи и захламляют собственное гнездо. Потом серьезнел и говорил, что в свое время слишком много изучил и неминуемо разочаровался в тонких материях и фанабериях, за которые люди раньше, а некоторые и сейчас готовы убивать себе подобных.
Нет большей глупости, чем ругаться из-за того, через какое плечо стоит плевать, особенно если не верить в сглаз. Тем паче не имеет смысла отравлять свое земное существование догмами и правилами, не несущими ни малейшей ценности или практической пользы.
«Я не пойду насильничать, грабить и убивать не потому, что меня за это покарает некое божество. Я просто считаю подобное поведение низостью и не вижу в нем ничего достойного», – говорил сталкер тем, кто пытался проповедовать в его обществе, а такие время от времени встречались: Ворон был знаком со многими, и в любой компании его ждали с распростертыми объятиями.
– Вот, возьми. – Ворон протянул ему цепочку. – Надень и не потеряй, пожалуйста, мне неохота ездить по гостям в поисках запасного комплекта.
– Но… – Денис собрался спорить, однако ему одного взгляда хватило, чтобы оставить любые попытки и даже не начинать. Он молча протянул руку, забрал и надел цепочку. – Если ты погибнешь, то я ни дня здесь не останусь.
– Верное решение, – кивнул Ворон. – Однако если я просто пропаду без вести, то будешь ждать. Если понадобится, то и год, и два, и четыре. Если я не выкарабкаюсь, то обязательно приснюсь тебе и сообщу, что делать этого больше не требуется. Только не спрашивай как.
– Но ты ведь не собираешься рисковать намеренно? – Сначала Денис не решался задавать подобный вопрос. Он подозревал, что, говоря о беде накануне опасного предприятия, начинаешь ее притягивать. Однако Ворон никогда не любил суеверий и особенно недосказанности.
– Перестань, – улыбнулся он. – Я слишком люблю жизнь, чтобы лишаться ее бездарно и пафосно во имя благородной цели, а именно служения науке. Я предпочту умереть от разрыва сердца в каком-нибудь дорогом борделе во время оргазма лет эдак в сто пятьдесят, а еще лучше – в триста.
Денис улыбнулся в ответ. На душе сделалось немного легче.
Кажется, в это утро они здорово досадили соседям. С другой стороны, с лихвой отомстили за периодически раздающиеся с их участков вопли под караоке, рэп и русский шансон. Если первое еще можно было простить, посмеяться и даже подвыть в такт, то два последующих музыкальных направления Денис просто терпеть не мог. Ворон выдерживал стоически два-три часа, потом вздыхал, шел к себе, отключал звукоизоляцию комнаты и врубал на полную громкость что-нибудь тяжелое. Для демонстрации личного права гражданина на отдых и донесения до окружающих элементарных правил общежития хватало минут двадцать, максимум – полчаса. Рэперы и любители урковской романтики затыкались и молча дулись: их аппаратура не шла ни в какое сравнение, а связываться с Вороном было себе дороже. В тот единственный раз, когда заезжие отпрыски кого-то из местных авторитетов решили повозмущаться прерванным отрывом, четверо из них быстро оказались на лопатках, а пятому было занудливо и монотонно объяснено, чего не стоит делать никогда в жизни, если хочешь дожить хотя бы до тридцати.
Любили ли их с Вороном в «Полянке»? Насчет себя Денис не знал, а вот на сталкера большинство жителей если только не молились.
Всю ночь шел дождь, и в некоторых местах, где дорожное покрытие порядком поизносилось, зияли заполненные водой дыры, дна которых видно не было. Особенно этим грешила «бетонка», на которую они свернули, чтобы достичь Калужского шоссе. Грязевые потоки струились по кое-где чудом сохранившемуся асфальту; в лужах, которым больше подошло бы наименование небольших озерец, стояла и поблескивала мутная жижа. У Дениса она интуитивно вызывала отвращение: в Зоне он не сунулся бы ни во что подобное ни при каких обстоятельствах, даже если кто-нибудь держал бы пистолет, уперев дулом в его затылок, – уж всяко лучше мгновенная смерть, чем долгая и мучительная. Однако здесь, в реальном Подмосковье, не оставалось ничего иного, как штурмовать и месить грязь.
Груженный «Хантер» справлялся с этим неплохо, а вот один «Хаммер» застрял так, что его даже не взялись вытаскивать, только вызвали помощь и поехали дальше. Ждать и терять драгоценные минуты не следовало.
