клетки в зоосаде. Сбоку от дверей в стену вделан газовый фонарь. Двое оборванцев сидят под ним прямо на земле, играя в кости. Это первые обитатели Пивоварни, которых Тинсоу может разглядеть. Их глаза, привыкшие к постоянному сумраку подземелий, отвратительно выпучены, зрачки занимают почти всю радужку и кажутся не черными, а водянисто-серыми, как мучная болтушка – смесь муки и воды, основная пища бедноты Западного края.
«Вот почему их называют филинами», – проносится в голове.
– Я пришла к Джеку, – шепчет Нейдж заветный пароль.
Один из игроков недовольно морщится.
– Это мы и без тебя знаем, – говорит он. – Заходи, не копошись!
– Будь Всевышний милосерден к ее заблудшей душе, – под нос себе бормочет второй. – Поспела как раз к ужину.
– Цыц! – обрывает его первый и зло косится на Нейдж. – Ну давай, чего встала?
Женщина открывает тяжелую дверь, переступает порог. Сердце ее вот-вот разорвется от страха.
– Стой.
Впереди вдруг вспыхивают золотым два глаза – больших, словно блюдца. Нейдж замирает.
– Кто ты такая? – Голос звучит низко и утробно. Это не голос человека – звериный рык, который с трудом облекли в слова.
– Нейдж Тинсоу, сэр. Я пришла к вам за помощью.
– За помощью? – В рычании женщина, кажется, слышит нотки интереса. – А с чего ты взяла, что я помогаю людям? У меня с ними другие дела. Тебе ведь сказали, кто я, Нейдж Тинсоу?
– Да, – стараясь сдержать в голосе дрожь, отвечает женщина. – Вы – Рипперджек, мантикор.
Из темноты раздается удовлетворенный рык.
– Какой помощи ты ищешь от меня?
Нейдж глубоко вздыхает.
– Мой муж, Джастер… Он много проиграл в карты и, чтобы отыграться, поставил на кон… он поставил…
– Что именно? – требовательно спрашивают золотые глаза.
Нейдж кажется, что они приблизились – настолько, что она даже ощутила на лице горячее дыхание чудовища.
– Нашу дочь, – едва сдерживая рыдания, почти выкрикивает она. – Совсем кроху!
– И чего ты хочешь от меня?
– Барбот, человек, которому проиграл мой муж, назвал цену, за которую готов уступить Милдред. Таких денег у нас нет, даже если мы продадим все, что имеем. Люди говорят, что казна Рипперджека не меньше королевской…
– А что еще люди говорят? – обрывает ее причитания властный рык.
Нейдж понимает, к чему идет разговор.
– Люди говорят, что вы не даете деньги за деньги.
Снова обжигающее, влажное дыхание касается кожи Тинсоу.
– Люди так много болтают обо мне? Может, мне разорвать десяток-другой, чтобы меньше трепались? Пожалуй.
В пещере воцаряется тишина. Нейдж слышит только, как бешено стучит ее сердце.
– Я знаю тебя, Нейдж Тинсоу. Ты и твой муж – известные повара. Лорды Олднона ссорятся из-за вас, каждый норовит перетащить на свою кухню. Дурная слава.
– Как скажете, сэр.
Чудовище смеется. В этом раскатистом реве Тинсоу не сразу распознает смех – первые несколько секунд ей кажется, что мантикор сейчас бросится на нее.
– Скажу так, Нейдж Тинсоу. Я не помогаю людям. Но иногда я даю им то, чего они хотят. И назначаю за это цену. От цены моей нельзя отказаться – придя сюда, ты уже приняла условия этой сделки. Так слушай: я оплачу твой долг и верну тебе дочь, если ты приготовишь мне завтрак. Этот завтрак должен заменить мой обычный, и я должен остаться доволен им. Иначе я позавтракаю в обычной своей манере. Ты знаешь чем?
– Нет, сэр.
– Моя утренняя трапеза – это младенец. В «Старой пивоварне» в них нет недостатка. Бродяги плодятся как блохи и, как блохи, не думают о будущем собственных чад. Многие несут их мне. Я не отвергаю такие подношения. Через три дня принеси мне замену этому блюду. Если не принесешь или блюдо мне не понравится – его заменит твоя собственная дочь. Не спрашивай, как и когда, просто знай, что это случится. А теперь иди! Сейчас время ужина, и твой запах раздражает меня.
Охваченная ужасом, Тинсоу выбегает прочь. Она не помнит пути наверх, не помнит, как остаются позади Старая Пивоварня,
