сказать – превращение спесивых олднонских торгашей в клиентов. Дела в городе идут ни шатко ни валко, эпидемия и пожар нелучшие спутники экономического роста. А соседние герцогства пока тайна за семью печатями. Более всего привлекает Гимбермен – крупный промышленный центр, где расположились крупнейшие металлургические и машинные заводы Альбони. Там делают пушки и ружья, котлы, паровозы и вагоны, отливают рельсы, катают трубы и листовую сталь. Это место может проглотить все, что производит сейчас фабрика Сола, – и еще добавки попросить. Не менее лакомо выглядит Вурд – морской порт в тридцати милях южнее Олднона. Там денно и нощно работают имперские судоверфи, исправно спуская со стапелей военные и торговые суда. Пароходы уже известны в Альбони, но правят морями пока смешанные парусно-паровые корабли. Купоросное масло в судостроении также весьма полезно. Но и Гимбермен, и Вурд пока недосягаемы для Сола. Нужно обрастать полезными знакомствами, вычислять ключевые персоны, убеждать, задабривать…
Работа привычной, знакомой трясиной поглощает Эдварда, и он сам не замечает, как день за стенами фабрики сменяется вечером, а вечер – ночью.
К одиннадцати он заканчивает переписывать начисто письмо к хозяину торгового дома Рудри, скользкому типу, вознамерившемуся получить на Эде почти троекратную прибыль. Отложив перо и посыпав лист песком, Эд устало откидывается в кресле.
– Ларри! – зовет он. – Ларри, черт тебя дери, ты где?!
В конторе тишина – клерки давно разошлись по домам. Но подручный Эда никогда не уходил раньше начальника. Он мог оставаться на месте до глубокой ночи – часто Сол будил его, уснувшего прямо за столом.
Эдвард выходит из кабинета в конторский зал. Здесь темно – все лампы потушены, окна закрыты и задернуты занавесями. Эд подходит к одному из окон, отодвигает ткань.
За стеклом содрогается и шипит его фабрика – черный силуэт с оранжевой окантовкой, огненными глазницами-окнами и коптящими отростками труб.
– Завтра надо послать кого-то к парнишке, – сам себе говорит Сол. Ему хочется разорвать гнетущую тишину, повисшую вокруг. – А сегодня – спать.
В усталом мозгу мелькает слабая тревога за подручного, но тут же гаснет – все равно до утра ничего не сделаешь. Эд оглядывает стол Ларри, аккуратно разложенные бумаги, убранные в пенал перья и закрытую чернильницу. Парнишка – педант, никогда не бросает стол неприбранным.
Отсюда до Кенвот-гардена добираться не меньше двух часов – не считая времени, которое потребуется, чтобы разбудить кучера и подготовить кеб. Значит, как обычно, спать Эд будет на диване в кабинете. Только вот спать пока не хочется, и мысль о пустой, темной комнате не вызывает приятных эмоций. Сон давно не приносит отдыха – черное забытье без сновидений только ослабляет и выматывает. Подумав, Эдвард решает пройтись по фабрике. Такие ночные рейды для него – не редкость, рабочие уже привыкли к ним.
На улице сыро. Туман, неотъемлемый спутник зимних ночей, стелется по земле, густой как вата. Темнота из-за этого кажется серой, как ветошь. Эд жалеет, что не накинул плащ, – холодная влага тут же забирается под сюртук, вызывая непроизвольную дрожь.
– Мистер Сол, – из будки охранника ему кивает один из Филинов. Щелкает замок, и Эдвард входит в цех.
Здесь из-за флотатора и печи стоит влажная, удушливая жара. Рабочие почтительно здороваются, стараясь говорить погромче – чтобы предупредить товарищей дальше по цеху. Дежурный выбегает из-за аппарата, приспосабливаясь к размашистому шагу Сола.
– Доброй ночи, – стараясь заглянуть в лицо начальнику, произносит он. – У нас все в порядке. Давление и температура в норме…
– Колчедан, – коротко бросает Сол.
Дежурный морщится.
– Флотируем. Много пустой породы.
– Объемы держите?
– Стараемся…
– На этом заводе нет такого слова, мистер Халди, – Сол искренне надеется, что правильно вспомнил имя дежурного. – Есть конкретные цифры. Сколько сырья подано в печь с начала смены?
Халди мнется, смотрит в потолок, беззвучно бормоча что-то.
– Тысяча фунтов… чуть меньше.
